Андрей Валерьевич Сушков - Империя товарища Кабакова. Уральская партноменклатура в 1930-е годы

однако
вполне мог предположить, что после ареста Кабакова ему грозят,
по крайней мере, обвинения в «политической близорукости». Полученная телеграмма с вызовом в ЦК для решения вопроса о его
дальнейшей работе также свидетельствовала о фактически уже состоявшемся смещении с поста второго секретаря обкома партии3.
Аналогия с Кабаковым, вот так же выехавшим в Москву и обратно
уже не вернувшимся, напрашивалась сама собой.
Желающих выступить на пленуме обкома, вылить свой ушат
грязи на Кабакова, перед которым ещё недавно заискивали, и одновременно попытаться обелить себя оказалось немало, и потому
работа пленума была продлена на следующий день – 23 мая. Принимать участие во втором дне работы пленума Пшеницын не предполагал, т. к. на утро 23 мая запланировал свой выезд в Москву3.
Но заседание пленума обкома только усилило его тревожное
состояние. Проведя бессонную ночь, беспрестанно обдумывая
сложившуюся ситуацию и возможные для себя последствия, доведя себя до глубокого отчаяния, Констан-

Предисловие

5

тин Фёдорович уже под утро решил свести счёты с жизнью, предварительно изложив свои мысли и чувства в письме5. Своё последнее обращение он адресовал XV пленуму Свердловского обкома
ВКП(б) и начал словами: «Я не враг народа».
В оставленной записке Пшеницын клялся, что был и оставался
до последних минут своей жизни большевиком, «ленинцем-сталинцем», и всегда боролся против троцкистов и «правых». Обвиняя
себя в политической слепоте и ротозействе, он пояснял, что видел
в арестованном Кабакове «бюрократа, самодура, зажимщика самокритики, зазнайку, “местного вождя”, питающегося подхалимством
и угодничеством», но вместе с тем «проглядел» в нём, а также в
арестованном бывшем втором секретаре Свердловского горкома
ВКП(б) М.В. Кузнецове двурушничество, не разглядел «их лицо
вредителей, диверсантов, провокаторов», чем не оправдал высокое
звание члена Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) и признал, что ему после этого «нет места в партии». Пожелав «быстрейшей ликвидации последствий кабаковского вредительства», Пшеницын заключил: «Ухожу с мыслью о любви и беззаветной преданности нашему Великому родному Сталину»6.
Последнюю точку в письме Пшеницын поставил в пять часов
пятьдесят минут утра, после чего выстрелил себе в голову7.
Случай самоубийства среди руководящих работников области в
том году был уже не первым. В апреле тем же способом покончил
с собой сосед Пшеницына по дому, бывший заведующий отделом
пропаганды и агитации Свердловского обкома ВКП(б), член бюро
обкома партии Николай Анисимович Узюков – орденоносец, делегат нескольких партийных съездов, в прошлом работавший в руководстве ряда регионов страны и даже некоторое время возглавлявший сектор ЦК ВКП(б)8. Однако Узюков, в отличие от Пшеницына,
на момент самоубийства уже был лишён всех руководящих должностей, а потому смерть действовавшего второго секретаря обкома
партии и к тому же члена Комиссии партийно-

6

го контроля при ЦК ВКП(б) вызвала особый резонанс в области.
В продолжившихся утром 23 мая прениях по докладу А.А. Андреева уже прозвучали три выступления, когда слово взял утверждённый накануне исполняющим обязанности первого секретаря
Свердловского обкома ВКП(б) Абрам Яковлевич Столяр. Новый
глава области сообщил присутствовавшим о самоубийстве Пшеницына, назвав его поступок «возмутительной демонстрацией»,
желанием уйти от ответственности, и сделал вывод, «...что совесть
человека была не чиста, что человек имеет за собой тяжкую вину
перед партией». Явно неудовлетворённый краткостью сообщения
Столяра, Андреев прокомментировал самоубийство Пшеницына в
более резких тонах, констатировав, что тем самым Пшеницын
подтвердил своё участие в «троцкистской контрреволюционной
организации» на Дальнем Востоке и «...доказал этим выстрелом,
что он заодно с Кабаковым работал, боялся предстать перед следственными органами разоблачённым врагом советской власти»9.
При этом предсмертное обращение Пшеницына к пленуму обкома
партии обнародовано не было.
В ближайшие месяцы после ареста Кабакова и самоубийства
Пшеницына будет репрессирован практически весь состав обкома
ВКП(б) и облисполкома, а вместе с ними управленческий корпус
городского и районного уровней. У многих оказавшихся в застенках НКВД бывших работников --">