Николай Васильевич Ярошенко - Одер

Николай Ярошенко Одер

Об авторе

и был призван на войну 10.01.1943 г. Завитинским РВК, сейчас осталось всего 7 школьников. И рассказывать некому.

Отец его Ярошенко Василий Иванович был расстрелян в 1938 г. И реабилитирован в 1959, как жертва политических репрессий. Из 4-х детей у вдовы в живых осталось 3-е. Отец был старшим. Младшая Соня умерла от голода.

У отца было много наград, но ценил он только военные. Фото прилагаю.

После войны служил еще 37 лет. Гордился тем, что в мирное время ни одного солдата не отправил домой раненым или покалеченным. Все время был на службе и дома я его видела мало. В войсках дослужился до звания полковник.

До 1970 г. был командиром полка в г. Новороссийске. Потом 2 года служил военным советником в Сомали, где отвечал за военную подготовку одного из 3-х районов государства. Условия в сухих саваннах были такие, что его предшественника вывезли домой с тяжелым нервным расстройством. Отец на второй год службы в Африке заболел малярией и до конца жизни страдал от тяжелых приступов.

В 1989 г., в начале перестройки приглашался одной западной корпорацией для руководства частной военной организацией в Африке. Отказался из-за политических убеждений.

До конца жизни оставался коммунистом, преданным Родине.

До самой смерти в 80 лет преподавал на военной кафедре в мединституте г. Краснодара. Похоронен в этом городе на кладбище Солнечное под оружейные залпы почетного караула.

ОДЕР февраль 1945 г

1

За городишком Аурит

На Одерском плацдарме

Уж три недели полк лежит, —

А это не в казарме.

Вода и грязь везде, кругом,

Башку днем не поднимешь:

Все пристрелял, все под огнем,

Есть русские меж ними.

А если кухня подойдет,

Как только наземь тьма падет, —

Болванками стреляет

И трассой прошивает.

От Аурит на Цильтендорф —

Шоссейная дорога,

А по бокам — болото ль, торф,

Помучились там много.

Настанет ночь и солдат прочь

С грязи той на дорогу,

И смерть презрев едва успев

Погреется немного.

Ракета ввысь, и понеслись

К нам трассы пулемета.

В канаву в грязь вновь улеглась

Привычная пехота.

Ночной порой прошли по льду

И сбили немцев с дамбы.

Поверху льда уж шла вода,

Но немцам многим амба.

Ночь помогла, и мы прошли,

Но дальше было хуже.

С высот — огонь, мы залегли

В канаву, кругом лужи.

Внизу вода, а сбоку грязь,

Мы малость окопались,

Стрельба прицельно днем велась,

Так в воду опускались.

Траншеи нет, окопа нет,

Вода из-под лопаты,

А враг с высот "гостинцы" шлет

И гробит нас, проклятый.

По Польше шли, снега мели,

А здесь и снег и слякоть;

Не сапоги, а ком земли,

Здесь не житуха — пакость.

2

Тяжеловато нам пока

Взять в той деревне языка.

Но вот поляк перебежал

И кое-что нам рассказал.

Антонов — ротный командир,

Там русские, поляки,

Для них уж не наступит мир,

Не люди — вурдалаки.

Двенадцать максимов у них,

И потому Антонов лих.

Заговорят те станкачи, —

Заляжет цепь и замолчит.

Есть школа унтер-офицеров,

Сопливая элита,

На дамбе была бита,

Теперь огнем прикрыта.

О языке еще сказал:

"У вас его схватили,

На месте допросили,

Отправить немец приказал.

Но в штаб его не довезли,

Приказ, нарушив тот;

Поиздевались, как могли,

Разрезали живот.

3

Коль немец станет отходить,

И немца могут застрелить.

Решил домой вернуться

И им уж больше не служить.

Поставили наш пулемет

В засаду у канала,

Я русского убил, и вот, —

Фортуна помогала."

Герой прямой наводки

Наш капитан Титков,

Его сорокапятки

Палили — будь здоров.

Но мины и снаряды

По льду не наносить, —

С высот огнем те гады

Сумели лед пробить.

Поверху льда идет вода,

А под водой полыньи;

Ночной порой нырнешь