Дмитрий Павлович Зуев - Времена года

разноголосые «птичьи разговоры». Поутру неугомонно чирикают воробьи, будто стараются перекричать синиц.

В голубую высоту игриво взвиваются птицы-зимники. Наступает пора покидать зимовку, перелетать в лес… Парами летают лесные сплетницы — сороки. Вон они, болтуньи, застрекотали над овражными кустами ивняка, будто дивятся ранним серебристым барашкам. Заглядывают под кусты… Что-то заприметили. Там орехово-голубой русак. Трусливо покосился он на белобоких доказчиц, плотнее прижал уши, съежился в снежной норке под кустом: «Летите, мол, своей дорогой, пустомели, не разглашайте тайну заячьей лежки».

Сорокам и самим недосуг задерживаться над запуганным косым. Полетели дальше, прямо и гордо, по-фазаньи несут свои чопорно вытянутые ступенчатые хвосты.

Над ольховником что-то непонятное вдруг приключилось с сороками, вроде как на лету повздорили, — и ну кувыркаться в небесной бирюзе. Забавен этот своеобразный сорочий ток в воздухе.

С высоты птичьего полета заметили зимние завсегдатаи города новость в природе. Волнуется легкая рябь на освободившейся от льда полынье. Вековая ива распростерла над первой живой водой развесистый шатер узорных ветвей.

Потешно, бочком-бочком запрыгала серая ворона к самой кромке снега, хитрым глазком уставилась на струю, словно сомневаясь: вода ли это? Потом прильнула клювом, тряхнула утвердительно головой и каркнула: «Да!» И мгновенно слетели на неожиданный водопой вороны, галки, сороки и галдели без умолку: вот невидаль — зимой вода течет! Напились и расселись по деревьям.

А в выси новая пара. Уже первый весенний ток затевает игривая чета воронов. Реют и парят в голубом просторе угольно-черные птицы. Пришла пора подумать и о потомстве птичьего рода. А красные и желтые клесты уже вывели птенцов, и они напоминают своим писком о приближении чарующей весенней поры.

Пока еще морозят ночи, снежат порой метельные дни. Но какие бы сюрпризы ни преподносил март, все звонче мартовская капель и все сильнее аромат сочно-смолистых набухающих почек.

        …Скоро, скоро,

Под лаской девственных лучей,

Стремглав помчится с косогора

Весною созданный ручей.

ГОЛОС ЛЕСНОЙ НОЧИ

Ночь в сугробах марта. В лесу еще зима-зимой. Едешь темно и морозно, а все-таки слышишь уже не зимние новости. Дребезжат сычи. Кругом тихо, и вдруг кто-то диким голосом завопил слева от дороги. И сразу смолк. А вот еще такое же зычное «пугу» раздается справа.

Эхо откликается то близко, то далеко. Страшно! Этот зычный крик, да еще темной мартовской ночью, вызывал у суеверных людей невольный страх.

В старину люди думали, что лес населен злыми духами: лешими, лесовиками и другими страшилищами. Заблудится в лесу грибник и свалит все на «нечистую силу»: «Леший завел — насилу вышел».

А осенью завоет ветер в трубе — суеверному человеку опять кажется: «Домовой неладное пророчит, жди беду».

В конюшню забежит ласка (она гоняется за мышами), лошадь перепугается, бьется, взмылится. Утром хозяин посмотрит и скажет: «Продавать надо, домовой невзлюбил, не ко двору лошадь».

А ныне каждый школьник знает, что в природе нет тайн для тех, кто знаком с естествознанием.

Пионеры охотно, из любопытства, пойдут послушать «таинственный» голос лесной ночи и уж, конечно, найдут правильное объяснение этому предвесеннему явлению природы.

Невежественные люди думали, что леший бегает по лесу и кричит… А это, оказывается, всего-навсего филин-пугач.

Как угорелый носится филин в темноте над деревьями. Крикнет, отлетит за километр и снова ухает: «Пугу!»

Весна встревожила ушастую птицу. Филину тоже хочется петь на этом воздушном току, а голосом-то в певцы не вышел.

Вот дикий, тревожный крик и разносится гулко на весь лес.

ТАЙНЫ ЛЕСА

Лунной ночью в березовом лесу светло, как днем. Свет луны отражается сугробами и делает лес просторным, похожим на огромный зал с белыми колоннами. Полна тайн настороженная тишина ясной зимней ночи.

Что это? В снегу темнеет щель. Полоса света как бы серебряным поясом охватила --">