Иоланта Ариковна Сержантова - С августа по ноябрь

степенно двигаясь по вечно недовольному скрипучему паркету, придвинешься к роялю. Тот щерится белозубо, но требует приподнять крышку, дабы не пропустить не то звука — намёка на неверно взятую ноту, что подолгу парит с укоризной под высоким потолком классной комнаты. Композиторы с портретов в тяжёлых рамах на стенах хмурятся недовольно, а рояль, не в силах вынести фальши, всякий раз норовит стукнуть по пальцам своей «падающей доской»²⁶. Но ты не в обиде, ибо знаешь, чувствуешь за собой вину.

Отбарабанив по клавишам положенное, собираешь ноты с пюпитра, и чинно, с поклоном отступаешь к выходу. Но, едва закрывается за тобой дверь, кидаешься к широченным, в пол обхвата перилам, обнимаешь их и скатываешься этажом ниже. Гладкие, услужливые, перила вкусно пахнут всем сразу: свежестью, закулисной пылью, сельтерской из буфета… радостью нового бесконечного дня.

Ты идёшь по коридору и прислушиваешься к тому, что там, за дверями каждой из комнат. Где-то терзают балалаечные струны народники, там — балетные держат спинку и тянут носок, команда баскетбола в зале на первом этаже пыхтят совместно, обстреливая корзину звонким мячом… Но и это не все! Там же нашлось место и рапиристам, и театралам, и книгочеям, и художникам. Голова кружится от звуков настоящего, от счастья жизни, из-за кипения которой покалывает в носу и текут сами собой вкусные, приятные слёзы, будто от пузырьков углекислого газа из сифона в металлической оплётке.

…Нас приучили к хорошему. Неужели мы отвыкли? Так скоро?! Зачем?!!

Любуясь осенью

Нечёсаные пряди виноградной лозы со вплетёнными в неё стеклянными бусинами перламутровых из-за росы, спелых ягод, вперемешку со скисшимися, мутными от первых морозов…

Неряшливость образа, во искупление серой невзрачности округи, чья унылость приводит в исступление ипохондриков, а необоснованная тревога по все времена отыскивает для себя причину. Осень, в сравнении с замарашкой, взятой на попечение местностью, франтит без меры, украшая себя, не чем попало, но всем, что попадётся под её мокрую руку.

Отороченный рюшем грибов воротник пня, петельки для пуговиц, проделанные услужливыми, предупредительными жуками, сами пуговки — ягоды рябины, бомбошки лесных орехов, ненадёжные, да ладные, тем не менее, кнопки желудей, крючки шиповника, — всё идёт в дело, но главной была и остаётся листва. Покуда та находилась на своём месте, казалось, что её несколько меньше, но нынче… Листвы достаёт и дорогам, и небесам, а высыпанные из горсти осени её стога, чудятся новыми золотыми²⁷, выложенными для пересчёта.

Впрочем же, листья ненадёжны, но прикрывая голую правду ветвей малую часть года, кажутся живущими загодя своего появления на свет, и долго ещё после.

Отчего так? Почему столь ярко отпечатываются они в памяти? Умеют заявить о себе громче прочих, либо, бравируя неопытностью, вводят в заблуждение, сколь могут, до самой своей жёлтой, нездоровой седины, до медной ржи лишайников, что шепотом вопиют об себе громче иного весеннего грома.

Любуясь осенью, мы корыстны. Отдавая дань её притязаниям казаться лучше, чем она есть в самом деле, ищем оправдание существованию самого времени. Ибо мы, от и до, — дети, а посему, куда как легче верим в небылицы, нежели в быль, но, наблюдая в себе осень, превозносим и ту, которая подле.

Капли берёзовых листочков на земле, цвета вскипевшего под приглядкой солнца янтаря, — то плачет осень, не иначе. Но почто?.. Все мы знаем ответ.

Друг детства

— Отчего десятый месяц календарного года кличут «восьмым»?

— Ну, видно есть на то причина²⁸…

— Да уж наверное!

— А почему люди с которыми ты копался бок о бок в песочнице, зовутся «друзьями детства»?

— О!!! Друзья детства — это очень трогательно. Песочные куличики, замки, «страшные» секреты… А ещё, известные им одним, шаткие камни мостовой, что брызжут после ливня и муравьи, которые оказываются не такими уж крупными, когда подрастёшь…

— Но ведь очутиться в столь нежном возрасте в одном месте — то не наша была воля, друг, пойми ты!

— Так и всё прочее от нас независимо…

— Да как же это?!!

— А вот так вот. Ты прикинь жизнь свою, разложи её, сравни, и сам поймёшь.

— Но ты не жалеешь?

— О чём?

— Что мы с тобой попали у одну песочницу…

— Нет. Ни разу не пожалел.

На скамье, в тени сосен на берегу пруда --">