Захар Захарин - Экстрим будь он неладен

подевалась. Да ещё вдогонку подвезло, шустро так добрались до дороги лесовозной, по которой до дома километров тридцать. Прошли, наверное, с километр, вахтовка леспромхозовская подобрала, радость безмерная.

Только в машине осознал всю серьёзность и опасность последнего события. Такое впечатление, не говоря о холоде, будто кто-то проверяет меня на прочность, из чего я сделанный, то в огонь, то в пламя зубастое меня кинет.  Спасибо работягам, глядя на меня красивого, шикарно приодетого, измученного ничего не спрашивали, внутренне сочувствуя, видя моё состояние. Подвезли к самому дому.

Зашли мы в калитку, в которую по другому раскладу меня могли занести, но не дал боже. Приобнял я столб дверной как родного. Не знаю сколько стоял у калитки, опомнился, наконец-то постучался в дом родной, зашли. И это же надо, именно в этот день, в этот час бабушка с мамой пришли проведать Татьяну, жену мою. А я так думаю, меня встречать, будто чувствовали сердцем чутким своим. Вижу, стоят они посреди избы и успокаивают Таню. Бабушка такая говорит, сквозь слезы глядя на меня (вот у кого с юмором в порядке, наверное, я в неё):

– Вот и Дедушка Мороз со Снегурочкой.

И в один голос заплакали. Тэра улеглась у печи, положив голову на натруженные, измученные ноги, с удивлением и интересом смотрела на наших с ней дорогих людей.

Я подошёл к ним не раздеваясь, приобнял их и тоже не сдерживая своих эмоций, дал волю слезам. Мама сняла с меня шапку, увидев, как снег мои волосы, ещё пуще заплакали. Хорошо собака воем прервала нашу слёзную арию.

– Да цыть ты дурёха, как по покойнику. Вон стоит наш Васенька, живей живёхонького, —воскликнула бабушка.

Тэрна поняла, что взяла не ту ноту, виновато, примирительно завиляла хвостом и залезла от смущения под стол.

Бабушка у меня молодец, за словами в карман не лезет, что думает то и говорит:

– Васенька, от тебя как от пропастины прёт, не продохнуть! Иди в баню, снимай с себя всю эту хламиду, да в печи сожги, ослобонись от плена энтого. А мы пока на стол направим, отец вот должен подойти, старый год проводим, да новый встретим.

Послушал бабушку, освободился от плена, беды, трагедии, напоминания о ней, сжёг всю одежду подчистую. Только шрамы от ожогов на теле и душе будут горьким воспоминанием на всю жизнь. Моюсь, парюсь и думаю, как это рассудить, понять, мои любимые женщины единогласно решили баню топить, будто зная, что вот, вот я подойду. Видимо сердце истинно любящих людей вещун и способно на многое.

Но как понять тот факт со спичками, которые никогда не клал в небольшую нишу над топкой в предбаннике. Спасительный коробок с пятью спичками положил на божницу. Бабуля завела в моём доме, отдав самую намоленную, почитаем икону Николая Угодника со словами:

– Меня ужо такую примут, кока есть, а вам внукам, правнукам, всему роду нашему защитой будет. Вон Вася из какой пропасти вылез, цепляясь молитвами да помыслами хорошими, да то, что уверовал душой и сердцем истинно во всевышнего.

Эпилог

Сидя за столом глядя на его изобилие, после второй рюмки за проводы старого года отец попросил рассказать о моих мытарствах.

Разомлевший от тепла домашнего, душевного приукрашивая, старался свести на нет степень моей трагедии.

Бабушка у нас как всегда за главного командира, оратора:

– Ну ты Вася у нас молодец, отдохнул как следоват в тайге то, чуть не замёрз, да с голоду не помер, да не сгорел, ожогами по всему телу себя украсил. Да вонока голову, да бороду забесплатно по моде выкрасил, а про добродушных волков и говорить не буду. Одним словом, внучок мой любимый всё это в радость тебе, да и про нас не забыл, порадовал, куда уж там. Да и сытый заявился, вонока две капли выпил, да две крошки съел и ужо никакой, горюшко ты наше луковое.

Взяли меня отец да мама как дитё малое под руки, и отвели в спальню. Проспал я двое суток и не помню, как Таня ожоги от спасительной ходьбы, восполнившиеся жиром да слезами, смазывала.

Придя мало-мальски в норму, анализируя произошедшие события, понял точно бесповоротно: в мире на нашей планете святые небесные силы с помощью божьей творят добро и правду, через наказание и прощение. Это надо же до 40 лет дожил, не замечая своей самоуверенности через край, нетерпимости, гордости, ухмыляясь не верил ни во что. Не просил и сам не давал, был не то, что жадным, но прижимистым однозначно, завидовал был грех. В тех страданиях, лишениях, переживаниях купаясь переродился по-новому, духовно. Выдохнул, --">