Федор Галич - Простите, утки!

Пьющих Мужчин». Но пришедшие (после недельного фито-фестиваля «ГУЛЯЙ БОЯРИН, ПЕЙ БОЯРЫШНИК!») люди в белых халатах исключили его из этого клуба и пообещали, что если он не прекратит участвовать в подобных мероприятиях, то в следующий раз, вместо них, к нему придут уже «белочки».

Лишившись не только приятно-пахнувших меховых «подруг», но и новых, противно-воняющих «друзей» и не в силах больше терпеть свою никчёмную жизнь, он встал на табурет и полез в петлю.

За одно мгновение перед глазами Василия Фёдоровича пролетела вся его жизнь и «тормознув» где-то в глубоком детстве, на секунду перенесла его в прошлое, где маленький Вася торжественно стоял на табуретке перед Дедом Морозом…

На автоматизме, прочитав с выражением первый, пришедший в его голову стишок, Василий Фёдорович сделал вежливый поклон головой и слез с табуретки.

Только оказавшись на полу, он вдруг опомнился и понял, что лишь минуту назад он чуть не совершил непоправимый грех и не лишил себя, самого ценного, что есть у человека — ЖИЗНИ! Что он не имел никакого права отнимать у себя то, что дано ему другими. Что в детстве, в котором он только что побывал, он, возможно, стоял на табуретке не перед Дедом Морозом, а перед самим Господом Богом?! И что именно он и вынул его из петли в последний момент!

Пригладив вставшие дыбом волосы, он попросил прощения у Господа и, перекрестившись, поклялся, что никогда больше не будет покушаться на свою жизнь и с завтрашнего дня начнёт вести новый, отшельнический, духовный образ жизни.

Прошло пять лет…

После той судьбоносной встречи с Господом (в чём не сомневался Василий Фёдорович) его жизнь действительно изменилась, и в привычном маршруте ДОМ-РАБОТА-ДОМ появилась ещё одна жизненно-важная дорога, которая существенным образом внесла в его привычное ежедневное расписание дополнительные коррективы.

Теперь, в каждое утро выходного дня, позавтракав, Василий Фёдорович не ложился, как раньше, обратно в постель отсыпаться и смотреть телевизор, а отправлялся в местный городской парк с небольшим прудом посредине, по которому плавали утки, словно фарфоровые фигурки по стеклу. Этот парк стал отдушиной, тем новым Храмом, где он нашёл себя и вновь обрёл умиротворение.

По пути в парк, он заглядывал в продуктовый магазинчик и покупал для своих пернатых подружек гостинцы — вкусные булочки с корицей. Парковые утки издалека узнавали своего кормильца и совершенно безбоязненно подплывали к нему и трапезничали прямо из его рук. Таким проверенным и более эффективным (по сравнению с онанизмом) способом он уже не первый год боролся с, продолжающим глодать его, одиночеством и, находясь в единении с природой, он чувствовал себя намного гармоничнее.

Ему нравилось заботиться о ком-то живом, чувствовать себя для кого-то нужным, да и в отличие от сварливых среднестатистических жён, «пиливших» своих мужей, его утки всегда были ему рады, преданно и покорно глядели в его глаза и никогда не перечили ему, если он выражал ту или иную мысль, разговаривая с ними.

Целыми днями он жаловался им на свою жизнь, а утки, как профессиональные психологи, внимательно слушали его, кивали головами и изредка сочувствующе подкрякивали. Лишь когда начинало смеркаться, Василий Фёдорович, обижаясь на прерывающий его исповеди вечер, с неохотой прощался с утками и, еле передвигая ноги, уходил домой. А утром, бодро, чуть ли не вприпрыжку, снова бежал к своим уткам.

Единственным минусом его новой «окрылённой» жизни было короткое лето, которое очень быстро пролетало, и наступала осень. А осень, для Василия Фёдоровича, была самым ненавистным временем года. И не по причине своей слякотной, холодной погоды, а из-за своего коварного амплуа РАЗЛУЧНИЦЫ.

Осень, будто злой сторож-дворник, бесцеремонно выгоняла его любимых уток из парка до весны, «выметая» своей грязной метлой из души Василия Фёдоровича чистые помыслы о том, что в этом мире он не одинок, вгоняя его, тем самым, в холодную, зимнюю, затяжную депрессию.

Боясь, что его измученная страданиями душа может просто не выдержать очередной разлуки, он твёрдо решил больше никогда не расставаться со своими пернатыми подругами и, поймав их сетью в конце октября, приволок домой.

Переоборудовав одну из комнат в пруд, он продолжил свои ежедневные «процедуры» по профилактике одиночества. Бегая по утрам в магазин за их любимыми булками, он возвращался, чтобы кормить их и продолжать --">