Пьер Лоти - Остров Рапа-Нуи

вокруг этой бухты, в которой мы остановились на якоре, тогда как остальное пространство острова или превратилось в пустыню, или близко к тому. Сам датчанин живет в найденном им здесь каменном доме, в котором он переделал только крышу; когда-то это был дом миссионера-француза, так как в продолжение нескольких лет на Рапа-Нуи были миссионеры, но они или поразъехались, или перемерли, снова предоставив население покровительству его кумиров и идолов.

Во время нашего разговора я услыхал позади себя легкие прыжки и обернулся в ту сторону; смотрю: один из гребцов датчанина, молодой дикарь, осмелился уже добраться до борта. О! какое поразительно тощее лицо с маленьким, клювообразным носом и слишком близко отстоящими один от другого, очень большими блуждающими и печальными глазами! Он весь голый, очень стройный и мускулистый; его медно-красная кожа покрыта тонкой синей татуировкой, а волосы — тоже красные, окрашены краской и связаны на самой маковке головы, в виде хохла, стебельками скабиозы. Он блуждает по нам своими слишком широко раскрытыми глазами. Во всей его фигуре — прелесть чертенка или домового.

— А что статуи? — спросили мы у датчанина, старого Робинзона.

— Ах, статуи! Их есть два сорта. Во-первых, береговые; все эти повалены и разбиты; они здесь, поблизости, в окрестностях этой бухты. Во-вторых, страшные статуи различных времен и типов, которые еще стоят до сих пор там, на том склоне острова — в глубоком уединении, куда никто больше уже не заглядывает.

Дикарь с красным хохлом постепенно привыкает к нам. Чтобы нам понравиться, он начинает петь, танцевать. Он — один из тех, которых некогда миссионеры окрестили, и называется Петеро (Петр). Ветер, к сумеркам постепенно возрастающий, далеко разносит его меланхолическую песню и треплет его волосы.

Другие дикари, однако, настолько робки, что не хотят приблизиться к нам. Тем временем их пироги окружают нас: волны сильно качают их и обдают пеной и брызгами. Показывая свои голые члены, они знаками просят у матросов одежды, в обмен за которую предлагают свои весла, копья, деревянных и каменных идолов. К нам стеклось все население, наивно возбужденное нашим присутствием. В бухте море начинает сильно волноваться. Между тем, наступает ночь.

II

4 января.

Теперь пять часов утра; день настает медленно, под густой завесой серых туч. Я с двумя товарищами-гардемаринами, жаждущими, подобно мне, ступить ногой на чудесный остров, плывем на доверенном нам вельботе к еще темному берегу. Адмирал, потешаясь над нашей торопливостью, дал каждому из нас особое поручение: найти фарватер и удобное место для высадки, отыскать большую статую и настрелять ему кроликов к завтраку.

Холодно и темно. Дует сильный встречный ветер; пассат неистово бросает нам в лицо крупные брызги соленой пены. К нашему прибытию остров принял еще более фантастическую внешность; на темном фоне неба скалы и кратеры выглядят как бы желто-медными: притом, нигде ни единого деревца; получается впечатление унылой пустыни.

Среди бурунов, которые сегодня утром подняли сильный и зловещий рев, мы скоро и почти без труда отыскали фарватер; быстро миновав пояс рифов, мы очутились в спокойных и менее обдуваемых ветром водах. Тут мы заметили нашего вчерашнего знакомца Петеро; он сидел, взобравшись на скалу, и отчаянно звал нас к себе. Его крики всполошили все население, и в одну минуту весь берег покрылся дикарями. Они вылезали отовсюду: из расщелин скал, где спали, из хижин, настолько низких, что, казалось, они не в состоянии укрыть в себе человеческое существо. Издали мы сначала не заметили этих соломенных хижин; оказалось, что их там много; они совсем приплюснуты к земле и одного цвета с ней.

Едва мы причалили к тому месту, которое нам указывал Петеро, как нас окружили дикари, толкаясь перед нами в утренней полутьме и предлагая нам копья с кремневыми остриями, весла и старых идолов; между тем, холод и бурный ветер все усиливались; низкие тучи, казалось, ползли по самой земле.

Следуя приказу командира, доставивший нас сюда вельбота возвратился опять к фрегату. Два мои товарища с ружьями отправились искать кроликов к тому участку, который накануне указал нам датчанин, я же остался один; мои новые хозяева окружают меня все теснее и теснее, кругом меня — груди и тела, посиневшие от татуировки, длинные волосы, странные улыбки, белые зубы и печальные глаза, — глаза, яблоко которых стало еще --">