Алена Никифорова - Напиши обо мне песню. Ту, что с красивой лирикой

человека, о котором говорил Д. Он представляет нас. Человека зовут В., он работает менеджером в какой-то мелкой конторе, где совсем недавно получил повышение. Он сильно радуется и постоянно привлекает к себе наше внимание, хотя, только внимание Д., а я слушаю в пол уха и сладко попиваю горячий кофе. У В. блестит лицо, глаза маленькие и неприятно пустые, стеклянные. Майка с цветным принтом не по размеру для его тучного тела, короткие шорты, красные вансы. Я не могу понять, сколько ему лет. Кажется, около 40. Откуда они знают друг друга, может, у них один босс? В. жалуется на свою бывшую подругу. Слово выбрала не я, но он постоянно использует его, не называя имени женщины. Они познакомились на работе, здесь, в Л., куда (давайте назовем ее Л.) перевели из М. офиса головной фирмы. Поначалу Л. казалась ему тихой и забитой, не идущей на контакт. Коротко стриженые волосы, неброская одежда, часто плачет. Женские слезы — просто отвратительно, говорит он. На момент, когда они познакомились, он уже несколько лет был в отношениях, крепких, или не очень, привычных, рутинных, его отношениях, которые имели смысл лично для него. Смыл был в привычке и расписаниях. Ему приятно было знать, что человек, словно пес, будет ждать его дома, прощать его измены (тут он начал рассказывать про интрижку на работе, явно кичась своей популярностью), устраивать скандалы, молить не уходить, давать себя так, как ему угодно, после ее принятия и прощения. Имея небольшую власть в своем офисе, он выкатывал ее на максимум, поглощая людей как холодный ветер спички. Когда они переставали гореть, он находил новые. В. не заметил момента, когда увлекся своей новой подругой. Девчонкой, что надеялась на исцеление и новую жизнь, которая, как и я когда-то, от чего-то бежала, не зная тогда, в какой ад приведет ее этот побег.

Все началось с вечерних овертаймов, когда они подолгу задерживались в кабинете, решая не самые интересные, но горящие задачи.

Кто-то готовил чай, кто-то опускал руку на плечо. Шутка, касание, она берет его за руку и краснеет. Неделей позже В. подвозит Л. домой, где спрашивает про ее чувства. Говорит, что не хочет вовлекать себя в отношения и ему нужен роман, что-то свежее, что-то новое. Отношения есть дома, там уже все налажено, говорит он. Девушка выходит из машины, звонит другу, едет к нему. Позже этот поступок, сделанный заглушить отвержение, будет душить Л. на протяжении нескольких лет.

Время шло, они продолжали работать в одном кабинете, не касаться взглядами, сохранять рабочий тон. Вы скажете, глупейше западать на своего коллегу. Еще глупее, когда коллега — твой босс. Я соглашусь. Работать было не просто. Узнав о «поездке» начался ледяной душ, постепенно приводящий в отчаяние, укачивающий бесконечным чувством вины и сожалением о той встрече, он оттачивал ее боль, как море шлифует камни. Как-то вечером он подошел к ее столу с чашкой чая и улыбнулся. От этой улыбки и слабо запотевших разводов горячего чая на деревянном столе стало невероятно спокойно. Она была прощена, ее принимали и хотели видеть. Тем вечером В. поднялся домой вместе с ней. На ту короткую встречу она не стала заводить разговор про его настоящие отношения, не стала спрашивать, что В. намеревается делать дальше. То тревожное эйфорийное счастье разбивало плохие исходы. Все казалось правильным. Все, кроме измены, которая прилипала как песок на липкое тело, забивалась в края одежды, скрипела на зубах, пыталась выйти вместе с воздухом из легких, горела некрасивой старой свечей, горела долго, не давая расслабиться. В. говорил ей о том, что эта встреча последняя, и они не могут продолжать видеться. Так он говорил каждые пару недель, а после снова и снова выходил по вечерам из квартиры Л. Сообщения в пять утра были самые сладкие. Охваченный паранойей и спадом после употребления симпатомиметических веществ, он писал Л. снова и снова, что не хочет продолжать «общение» по причине того, что Л. ему не верна. Трясущимися руками, голосом и сердцем она пыталась что-то доказать, пока не доходила до полнейшего отчаяния, задыхаясь в криках, глотая таблетки, пытаясь уйти из этой проклятой конторы.

Надо сказать, что при попытке увольнения он позвонил и бархатным голосом прошептал, чтобы Л. не ломала свою карьеру ради него. Странно было думать о карьере, странно было вообще подразумевать наличие каких-либо мыслей, когда валяешься на полу в ванной и кричишь от отчаяния, не имея сил подняться, разозлиться, взять себя в руки --">