Олег Павлович Торчинский - Я люблю тебя, Калькутта!

прожить не один месяц, съесть пуд здешнего едкого перца, хорошо провариться в горячем липком вареве, заменяющем в иные дни атмосферу, чтобы сквозь контрасты и безысходность разглядеть иные ипостаси многоликого и многорукого, как его древние боги, города. И тогда уже привязаться к нему на всю жизнь.

Вот почему я отказался от «академического» рассказа о городе Калькутте. Наверное, лучше всего о ней расскажут дневники, которые я вел день за днем, расскажут о том, как всякий, кто проживет здесь более полугода, становится из перепуганного и растерянного наблюдателя поклонником этого странного, ни на какой другой не похожего города. Я выбросил только сугубо личные моменты, но оставил некоторые приметы быта советских жителей Калькутты.

В декабре 1987 года — через 12 лет — я вновь увидел Калькутту.

Все эти годы я не забывал ее, она снилась мне — невнятная, тревожно неузнаваемая… Когда наша делегация летела в Индию на открытие Фестиваля СССР, я без конца рассказывал спутникам о Калькутте, предвкушал, как покажу им ее чудеса. Утром, после ночевки в шикарном отеле «Оберой», мы поехали смотреть достопримечательности.

И вдруг я обнаружил, что мне не о чем рассказать, нечего показать моим спутникам. Они с ужасом смотрели на человеческий муравейник, копошащийся в тесноте грязных улиц. Накануне прошел дождь — небывалое для декабря явление в этих краях, — и тротуары были покрыты липкой серой глиной. На обрывках джутовых мешков, а то и просто на асфальте сидели озябшие, голодные люди. И нищие здесь были другие — не нахально-веселые, как в Бомбее, не приниженно-робкие, как в Мадрасе, а хмурые, озлобленные; они дергали женщин за рукава, бранились, грозили вслед сытым иностранцам костлявыми кулаками… Посреди мусора и отбросов бездомные варили на костерках свою скудную еду. Кончилось тем, что члены делегации отправились в кондиционированный рай отеля, где по восьми каналам местного телевидения круглосуточно крутили американские фильмы, старые и новые (помню, что ночью, часа в 3–4, почему-то показывали «фильмы ужасов» — с вампирами, оживающими покойниками и прочей нечистью). А я, оставшись один, решил посетить места, когда-то знакомые, и разобраться — почему я был так влюблен в этот странный город.

…Я брел по длинной Чоуринги, считающейся здесь центральной улицей, и машинально отмечал перемены: нет больше знаменитого калькуттского трамвая, оставшегося еще от англичан; исчез старинный особняк, вместо него — бетонная колода банка; построенный при мне 12 лет назад новенький девятиэтажный дом облез и обрел типичный для Калькутты грязно-серый цвет. На краю огромного поля, носящего совершенно украинское название Майдан, возникла станция метро. Вот угол нашей маленькой Бишоп-Лефрой-роуд с большим магазином, который мы в шутку называли «Елисеевским». В бывшем здании советского торгпредства теперь какая-то чаеразвесочная контора. Через 50 шагов дом, где мы когда-то жили, — старый, облезлый, со скрипучими лестницами, по которым так тяжко было взбираться душными вечерами. Наши окна на третьем этаже наглухо закрыты зелеными ставнями. Нет уже у ворот старого привратника, в дворике тихо и пусто… Неблагодарное это дело — искать ушедшее время…

По давно знакомым улочкам выхожу на Парк-стрит, одну из наиболее фешенебельных улиц Калькутты. Она поблекла слегка, но держит еще марку: все так же ярки ее витрины, все та же нарядная толпа у прилавков кондитерской «Флури». Сворачиваю на мою некогда любимую Фри-Скул-стрит, где привлекали меня россыпи книжных лавок, магазинчики антиквариата и пластинок. Становится темно, зажигаются огни лавок и кафе, толпа все гуще. И вот я уже не чужой здесь, я — часть этой толпы, она втягивает меня, и снова возникают в памяти несколько сотен дней и вечеров, которые я провел в этом городе, и прежде всего тот знойный апрельский вечер 1974 года, когда наша семья впервые ступила на бетонное покрытие калькуттского аэропорта Дам-Дам.

1974

13 апреля 1974 года. Прилетели вчера из Дели около десяти вечера. Было уже темно, когда мы вышли из самолета в аэропорту Дам-Дам. Никогда не забуду первого ощущения: пытаюсь вдохнуть густой, банный воздух, а он застревает в груди, как нечто материальное, — ничего подобного в Дели я не испытывал. Мгновенно мы стали мокрыми с ног до головы, одежда противно липла

--">