Чаш - 10/09/2003

Покрасневшее лицо горело, а мышцы ног продолжали болеть не меньше, чем если бы она продолжала соревноваться в скорости со звуком.

Блуждающий взгляд упал на колеса велосипеда и задержался на заднем. Пропуская воздух, оно стремительно сдувалось прямо на ее глазах.

— Замечательно, — только и промолвила Ева, оглядывая погибшую покрышку. Резкое торможение уже играло с ее велосипедом злую шутку, и хотя она зареклась быть неаккуратной, вскоре все вернулось на свои места.

Прежде чем уйти, она вновь взглянула в небо. Пылающее бледно-желтым светом нечто снова пустилось в метаморфозы и, переливаясь уже новыми цветами, его сияние, пробивающееся сквозь стенки пирамиды, завораживало.

Воронка то утончалась, грозясь иссякнуть окончательно, то расширялась настолько, что казалось, будто горячий песок взмывал вверх рядом с Евой.

Она отступила на несколько шагов и бросила взгляд на искалеченный велосипед:

— Ну, ладно.

Подогнув подножку в прежнее положение, она оттащила велосипед подальше в густые кусты и отправилась вперед уже пешком.

Ступая дальше, она заметила впереди у дороги небольшую табличку, так сильно напоминающую ту, что с непокидающей губы ухмылкой криво прибила к двери ее комнаты близкая подруга.

«DEAD ZONE» — кричала деревянная дощечка, в очередной раз побуждая Еву к размышлениям о здравости собственного рассудка.

Она на секунду остановилась возле нее; кончики пальцев устремились к надписи, провели по ней, стараясь сопоставить то, что она видела с тем, что чувствовала.

Тот же размер и форма, те же потертости, будто ловкий невидимый вор прокрался в родительский дом и украл злосчастную табличку.

Ева терпеливо продолжала путь, когда бросила скучающий вгляд на опрокинутый велосипед, напоминающий ее собственный.

Кто-то неподвижный лежал рядом с ним. Кто-то, чье тело совершенно не шевелилось, и чья одежда чересчур напоминала одежду Евы.

На ватных ногах и с мелькающим опасением в глазах она медленно двинулась дальше от лежащей на земле незнакомки.

Дальше второй, лежащей с неестесственно повернутой шеей уже без велосипеда и с чертами лица слишком хорошо освещенными, чтобы продолжать отрицать очевидное сходство с собой.

Дальше третьей, чье изувеченное мертвое тело вынудило Еву ускориться.

Бежать после нескольких часов езды оказалось трудно, но еще труднее — хладнокровно идти вперед, не обращая внимания на трупы своих же двойников, разбросанных на дороге.

Ева не сумела сосчитать их все, зато находила в себе еще больше силы с каждым опрометчиво брошенным взглядом на дорогу. И с глазами, заслоненными слезами, она не заметила, как успела миновать мертвую зону.

По мере приближения вихрь сужался, в то время как сама пирамида продолжала расти до тех пор, пока ее кончик не уперся в измученную смерчем землю.

Пыль еще не успела осесть, когда Ева наконец подошла к месту.

Это существо — вязкая субстанция, обволакивающая все ее тело, приняло ее в самое свое сердце с завидным радушием, и первые несколько секунд она не чувствовала ничего, пока холодный осенний ветер не сомкнулся вокруг нее нежностью потерянных воспоминаний, успокаивая после длительного жаркого пути; призывая ее вспомнить долгие вечерние прогулки под конец сентября, когда жар солнца уже отступил, а листья — пожелтевшие и скукоженные — хрустели под ногами, аккомпанируя разговорам обо всем на свете.

На мгновение Еве почудилось, что даже дышится здесь легче, что за каждую минуту невыносимого сосуществования с пирамидой она наконец вознаграждена и способна бороться за глоток свежего воздуха и сдувающие тревогу ветра.

Она почувствовала, как окружающее ее нечто принялось сжиматься вокруг нее, стремясь к нулю, словно она — точка, втягивающая в себя вещество, составлящее всю пирамиду, и с каждой минувшей секундой Ева ощущала близкое освобождение.

Она знала: еще несколько мгновений, и от таинственной громады не останется и следа, кроме того, что она запечатлела в своем сердце.

Потому как пирамида столь же реальна, сколь реальна ее боль.