Глеб Николаевич Голубев - К неведомым берегам

траву как приправу. А предприимчивые казаки наловчились варить из нее самогон да в таких количествах, что бочками поставляли его казне. Неожиданная статья дохода от диких камчатских мест!

Несколько бочонков божественного напитка астроном захватил с собой, уверяя, будто спирт совершенно ему необходим для научных исследований. И как ни строг Чириков, ничего против такого довода возразить не может.

Целыми днями Делиль слоняется нетвердой походкой по палубе или спит в каюте, где громко тикают трое огромных настенных часов с длиннющими, словно шпаги, маятниками. Часы везет Делиль в качестве научных приборов. С их помощью он собирается провести какие-то важные исследования. Еще он везет с собой Невтонову зрительную трубу, двадцать градусников и двадцать семь барометров.

Вот так они плывут, иногда ложась борт о борт в дрейф, чтобы капитаны могли посоветоваться, крича в разговорные трубы. Потом плывут дальше — пока все на юго-восток, в открытый океан, теряя дни на поиски Земли да Гамы. Командор не решается нарушить данный ему приказ, хотя Чириков снова и снова настойчиво говорит, что явно нет на свете этой Земли и пора менять курс, искать Америку. Но Беринг не соглашается, хотя так ценит и уважает своего молодого помощника, что приказывает ему плыть впереди, а сам на «Святом Петре» следует за ним.

Чириков на палубу почти не выходит, отлеживается в каюте от береговых кляуз и суеты. Только теперь он по-настоящему почувствовал, как устал, измотался.

Пока он может позволить себе небольшой отдых. В Землю да Гамы он не верит, а офицеры у него опытные, в океане не заплутают. И порядок заведен строгий, все идет как положено на хорошем корабле, вроде само собой.

Хотя новостей никаких нет и ничего вокруг не меняется, кроме ветра, вахтенный штурман каждый час делает запись в журнале:

«Ветер марселевой...»

«Ветер мало прибавился...»

«Ветер и погода та ж и чрез все сутки весьма холодно».

Дни текут однообразно и монотонно, неотличимые один от другого. На рассвете, в четыре часа — побудка, уборка коек и палубы, подъем флага, молитва. Когда в одиннадцать пробьет шесть склянок, все оживляются. Вахтенный командир приказывает свистать к водке перед обедом. Водку дают два раза в день, строго по Морскому Уставу: две трети чарки к обеду, одну треть к ужину. В дурную погоду и при усиленной работе норма удваивается.

После обеда матросы собираются в кружок на баке, подальше от офицеров. Укрывшись кое-как от ветра, беседуют, отдыхают, вольно расстегнув камзолы.

Канонир первой статьи Григорий Зубов, великан и силач, приносит балалайку, игрушечную в его ручищах. С равнодушным и вроде сонным видом, глядя куда-то в океан, начинает играть. Ему визгливо вторит на гармошке разбитной Яков Асамалов, сибирского гарнизона солдат. Порой так разойдутся, что кто-нибудь не выдержит, пустится в пляс, пройдется «Барыней» или ударит «Камаринского» — палуба загудит под каблуками. А то, чтоб согреться, затеют веселую возню, играют в кошки-мышки, в жгуты, словно не на тесной и тонкой палубе посреди океана, а где-нибудь на гумне у себя дома, в родной деревне. Жаль только, девок нет.

За девицу-красавицу выходит плясать молоденький солдатик Михайло Ложников. Маленький, щуплый, юркий, он похож на подростка. У него румяное личико, усыпанное веснушками, огромные любопытные глазищи с длинными ресницами; повяжет Михаил невесть откуда взявшийся платочек — и в пляс.

— Давай, давай, Меньшой! Жги!

Но даже и этот веселый, общий час и тот полон скрытой тревоги. Нет-нет кто-нибудь вдруг прервет разговор на полуслове, начнет всматриваться в даль — и все за ним.

Вроде горы видны на горизонте? Земля?!

Нет, почудилось, облако.

Глядя в пустынный океан, Иван Глаткой задумчиво заводит бесконечную поморскую песню. Передавалась она от отца к сыну и вот куда долетела...

Уж ты гой еси, море синее,

Море синее, все студеное,

Все студеное да все солоное.

Кормишь-поишь ты нас, море синее,

Одевашь-обувашь, море синее.

Погребашь ты нас, море синее,

Море синее, все студеное,

Все студеное, да все солоное...

Иван Глаткой, пожалуй, самый пожилой из солдат, молчаливый, хмурый и мрачный на вид, очень --">