Джеймс Эйтчесон - Верный меч (ЛП)

битве и во многих других. Но теперь мы, наконец, продемонстрировали им свою силу: новый сеньор во главе двухтысячного войска пришел взять то, что отдал ему король. Они увидели наши стяги, наших лошадей, наши кольчуги, блистающие в лучах низкого зимнего солнца, и поняли, что нет никакой надежды на восстание против нас. И потому они бежали, оставив город.

По крайней мере, так мне казалось. Но то, что я думал, значения не имело, не я принимал решения. Решающее слово было за нашим сюзереном, Робертом де Коммином, в соответствии с указом короля новым графом Нортумбрийским, уполномоченным усмирить эту вздорную провинцию. Конечно, все это было известно и Эдо и всем прочим, но они устали, как собаки, и хотели передохнуть. Мы были в дороге так долго: прошло почти две недели с тех пор, как мы оставили Лондон. Две недели верхом под дождем и снегом, в незнакомой стране, на марше через болота и холмы, которым, казалось, не будет конца.

Мы продолжили наш путь вверх по склону, пока не добрались до вершины, откуда могли осмотреть окрестности во всех направлениях: от поросших лесом холмов на севере до открытых полей на юге. Луна была закрыта облаками, и я не мог видеть почти ничего, кроме чуть освещенных макушек гор и залитых мраком долин между ними. Конечно, не было видно ни одной искры от костра или блика лунного света на наконечнике копья, ничего, что выдало бы присутствие врага. Ветер хлестал меня по щекам, дождь продолжать лить, как из ведра, хотя далеко на северо-востоке, где земля встречалась с Немецким морем,^[5] я видел полоску чистого неба со сверкающими звездами и надеялся, что скоро развиднеется.

Я проверил Ролло, моего коня, и, соскочив с седла, похлопал его по шее.

— Передохнем здесь ненадолго, — сказал я.

Я сунул пятку копья в мокрую землю так, чтобы наконечник указывал в небо, а под ним хлопал на ветру сырой вымпел с изображением черного ястреба — герба сэра Роберта. Я снял щит, висевший на длинном ремне у меня за спиной, и прислонил его к стволу дерева. Он нес ту же эмблему: черная птица на белом поле, распустившая когти словно для убийства.

Корма для лошадей здесь не было, поэтому я вытащил из моей седельной сумки несколько морковок и дал их Ролло. Он, не жалуясь, шел в течение всего дня, и я хотел бы предложить ему больше, но на данный момент это было все, что у меня было.

Остальные спешились молча и начали разминать затекшие ноги. Эдо задумчиво потер задницу, несомненно, онемевшую после долгих часов в седле.

Тучи на востоке постепенно таяли, и скоро я мог разглядеть серебряную ленту реки Уир, огибавшую Дунхольм. На вершине узкого мыса, выступавшего на юг стояла крепость: частокол, окружающий невысокие деревянные здания и резной тенью выделяющийся на фоне серых облаков. Оба берега круто обрывались в реку, надежно защищавшую мыс с трех сторон. Тонкие струйки дыма поднимались в небо к белому диску луны.

Под крепостью лежал город. На его улицах хозяйничала сейчас наша армия: полтысячи таких же, как мы рыцарей, принесших присягу своему лорду, семьсот копейщиков и еще три сотни лучников. И конечно десятки и десятки других, кто всегда следует за армиями: оружейники, маркитанты, лекари… Их было даже слишком много: почти две тысячи человек, набивающих торбы военными трофеями, захваченными в Дунхольме в завоеванной Нортумбрии.

Пожалуй, было немалым риском отпустить войско на грабеж, когда остается шанс, что противник скрывается где-то поблизости, но правда заключалась в том, что все эти воины шли за обещанной добычей. Она имела меньшее значение для нас, рыцарей, потому что лорд хорошо платил нам, но копейщики сражались за добычу: большинство из них были взяты из имений своих господ, и военные трофеи были их единственной наградой. Для сэра Роберта запретить грабеж значило обратить их против себя, чего он не мог допустить. Среди других дворян было уже достаточно недовольных, которые считали (хотя ни один не высказывался открыто) себя долее достойными графства, и желали, чтобы часть земель Нортумбрии была передана норманнам, а не фламандцам, вроде сэра Роберта. Но большинство из них присоединились к нам в последние два года, да и были норманнами больше по присяге, чем по рождению. Сам я был родом из города Динан, что в Бретани, хотя и не появлялся там уже много лет; Фулчер был норманном, а другие приехали из Анжу и даже из Аквитании. Но в Англии это не имело значения, потому что здесь все мы были французами, --">