Пьер Алексис де Понсон дю Террайль - Живой мертвец

сказано».

Это письмо было без подписи.

— Что делать? — спросил Пердито у Румии.

— Исполнить то, что здесь написано, — ответила молодая красавица.

На другой день после этого в Байонну въехала щегольская почтовая карета, на козлах которой сидело два ливрейных лакея, и быстро покатилась по улицам города.

Проехав несколько улиц, карета повернула к почтамту и остановилась у подъезда шикарной Тулузской гостиницы. Из нее вышли мужчина и дама.

Кажется, будет излишним говорить, что это были Пердито и Румия.

Выйдя из кареты, Пердито занял лучший номер гостиницы и расписался в книге, поданной ему содержателем гостиницы, «дон Пердито-и-Минос-и-Ояка».

Поместившись в гостинице, он начал вести веселую жизнь и выезжать с Румией в театры и в окрестности Байонны.

В конце недели к ним в номер постучались, и вошел человек высокого роста, седой, платье его было застегнуто доверху, а в петлице виднелась ленточка ордена Почетного Легиона.

Вошедший обратился к Пердито со словами:

— Я тот, кого вы ждете!

Вернемся несколько назад.

Маркиза де Моревер умерла.

Гастон де Моревер привез ее тело в Париж и, похоронив, на другой же день после похорон отправился к герцогу де Фенестранжу и вызвал его на дуэль.

Герцог заметил ему, что юноша еще очень молод, но что он готов принять его предложение через пять лет.

Через пять лет после этого, когда Гастону минуло двадцать один год, он принял от нотариуса все, что было завещано ему его матерью, и прочитал ее последнюю волю, которая заключалась в том, чтобы он разыскал своего побочного брата и возвратил ему те два миллиона, которые были завещаны ему его родной матерью.

Гастон де Моревер поклялся исполнить это завещание своей матери и отправился опять к герцогу.

Но герцог был в отъезде и должен был приехать только через месяц.

Где же был в это время герцог де Фенестранж?

Он-то и пришел к Пердито и Румии.

Объяснив им, кто он, и то, что он требует от Пердито мщения Гастону де Мореверу, который будто бы украл у Пердито все его наследство в два миллиона, он увез их с собой путешествовать по Европе.

Дочитав до этого места, Мармузэ и Ванда остановились.

— Нужно справиться, однако, что делает Милон, — заметила Ванда.

— Я уверен, что он все еще сидит у дома прекрасной садовницы, которая, по моему мнению, и есть Румия, — ответил ей Мармузэ.

— Может быть, ну, так продолжай читать. Мармузэ продолжал.

«Срок, назначенный для возвращения герцога де Фенестранжа, уже прошел, а его все еще не было.

Маркиз Гастон де Моревер все время ожидал его возвращения.

Наконец, однажды он прочел в газетах, что корабль, на котором плыл герцог де Фенестранж, был выброшен бурей на скалы и разбит, причем погибли все пассажиры, плывшие на нем, и между ними герцог.

— Судьба сама распорядилась за меня, — подумал Гастон де Моревер и совершенно успокоился.

Года через три после этого, однажды ночью, он услышал на улице раздирающие душу крики. Он поспешил к тому месту, где они раздавались, и увидел карету и двух мужчин в масках, которые напали на сидевшую в ней даму.

Маркиз поспешил помочь ей и избавил от этих мужчин, которые тотчас же убежали.

Гастон де Моревер предложил незнакомке гостеприимство и покровительство.

Она рассказала ему, что эти мужчины — не кто иные, как ее брат и муж, бывший ювелиром, и что она сама уроженка Анжера, где отец ее имеет лавки.

Она была молода и замечательно хороша собой.

Через год после этого маркиза можно было очень часто встретить по ночам в Булонском лесу, куда он ездил всегда один и верхом.

Из Булонского леса он обыкновенно поворачивал по дороге в Сен-Клу, а оттуда по небольшой извилистой тропинке доезжал до одного уединенного маленького домика, известного у всех окрестных жителей под названием «дома англичанки».

Ровно за год перед этим этот домик был куплен одной молодой англичанкой, которая была одета в глубокий траур и не говорила ни на одном языке, кроме английского.

Она жила в этом домике под охраной двух лакеев.

Итак, Гастон де Моревер однажды ночью, по обыкновению, отправился в Сен-Клу, откуда проехал в хорошо известный ему дом англичанки.

Здесь, вероятно, он был своим человеком, потому что, подъехав к домику и соскочив с лошади, прямо прошел в ту комнату, где ждала его эта молодая женщина, которую все окрестные жители считали англичанкой.

— О, мой возлюбленный Гастон! — вскричала она на чистом французском языке, бросаясь к нему на --">