Пьер Алексис де Понсон дю Террайль - Подземелье

проговорил: «Госпоже Мадлене Миллер». Де Морлюкс услыхал радостный крик, затем после нескольких секунд крик отчаяния, и мнимая Мадлена так искусно упала в обморок, что де Морлюкс послал за доктором… во время припадка она все твердила об Иване.

Потом, придя в себя, она сказала:

— Дядя, всему виной эта женщина.

Когда она произнесла это обвинение, у ее изголовья оказалась Василиса.

— Дитя мое, — сказала графиня, — вы ошибаетесь, обвиняя меня. Иван так же потерян для меня, как и для вас.

Мадлена взглянула на нее.

— Да, ибо Рокамболь сделался вашим покровителем.

— Простите меня, графиня, только скажите мне правду… где он… я буду тверда.

— Уехал в Петербург.

Мнимая Мадлена показала жестом, что хочет остаться одна.

Все вышли. Василиса уехала домой, а де Морлюкс остался в своих покоях.

Прошло два дня, утром мнимая Мадлена после двух дней, проведенных в постели, встала и неожиданно вошла в комнату виконта, она была бледна, печальна, но спокойна.

— Дядя, мне нужно с вами поговорить серьезно: то, что вы отравили мою мать, отняли у меня и сестры наследство, — правда. Я прощаю вам именем умершей матери, но вы должны возвратить нам отнятое… Дядя, у меня разбито сердце, и я чувствую, что скоро умру. Презрение Ивана убило меня совсем, и потому я хочу принести последнюю жертву. Эта жертва, вот она… женитесь на мне, кто же вас тогда будет обвинять в убийстве моей матери, если я буду вашей женой?

Де Морлюкс упал перед ней на колени.

— Ступайте к дяде Филиппу и приготовьте два свадебных контракта, Антуанетты и мой… я умру, мне деньги не нужны.

— Но кому же ты хочешь, чтобы я отдал наследство?

— Сестре моей… в награду я буду вашей женой… ступайте.

И влюбленный старик повиновался…

Войдя в дом к брату, виконт встретил камердинера.

— Ах, господин виконт, как барин изменился: не ест, не пьет, никого не принимает… он, кажется, больной, волосы его совсем белые.

И виконт вошел в сопровождении камердинера.

— Мой друг, Бог уже карает меня… сын мой избегает и презирает меня, — прошептал бедный барон.

— Бог хотел наказать вас, но ангелы остановили его руку, и я также раскаялся, — проговорил виконт. — Чтобы исправить наши поступки, надо возвратить детям отнятое.

— Наконец-то!

— Одна из них любит вашего сына и будет его женой, другая… другая… другая соглашается быть моей женой.

— Но несчастный…

— Пошлите за нотариусом.

— Боже, мне кажется, что это все сон, — пролепетал барон.

— Нет, — сказал чей-то голос, — вы не умрете, батюшка. — И молодой Аженор, вошедший в комнату, принял отца в свои объятия.

Вернемся назад к Василисе и к ее пленнику. Графиня лежала на диване в своем будуаре, перед ней стоял Беруто.

— Сколько времени он не ел?

— Около восьмидесяти часов, сударыня.

— Так он умер?

— Точно так. — Беруто испугался… Он испугался того, что Василиса, узнав, что враг ее умер, захочет посмотреть на труп его, и прибавил:

— Нет, сударыня, он не умер, но он в агонии.

— А, я хочу посмотреть его, он доживает последний час, это, должно быть, хорошо.

Беруто знал свою госпожу и потому не смел возражать ей.

Двадцать минут спустя она вошла в старый отель, где было подземелье Ивана, Беруто следовал за ней.

Она спустилась вниз, отворила форточку подземелья, где лежал Милон, притворяясь мертвым, заглянула туда, но с быстротой молнии обернулась, воскликнув: «Измена!»

И она всадила свой стилет в горло Беруто по самую рукоятку.

— Ко мне, Милон, — прохрипел Беруто.

Милон высадил плечом дверь и очутился лицом к лицу с Василисой, подбежав к ней, сжал ее так сильно, что та вскрикнула от боли, но проворно освободилась и нанесла удар Милону стилетом, затем пустилась бежать по лестнице, но на последней ступени Милон догнал ее вторично. Она, обернувшись, ударила его еще раз и пустилась к коридору, где, прислонившись к стене, ожидала Милона.

Действительно, Милон, ослепленный яростью и жестокой болью, ринулся снова на нее.

Василиса прыгнула и ударила его в третий раз, но Милон, несмотря на всю боль, повалил ее на пол, стал коленкой ей на грудь и, взяв кинжал в руки, хотел уже нанести удар.

Но графиня, не потеряв присутствия духа, сказала:

— Единственный шанс, который у меня был к спасению, так это кинжал, который перешел в твои руки.

— Вы хотите помолиться… извольте, но я вас должен убить; господин так сказал, — и он слегка отпустил ее.

— Изволь, можешь убить меня, но знай, что в ту минуту, --">