Мария Васильевна Семенова - Лебединая дорога

приготовил нож и рывком распахнул дверь.

Халльгрим хевдинг уже собирался идти искать сына и брата, когда те сами вышли к кострам. Хельги нес на руках человеческое тело, закутанное в плащ.

— Ее зовут Ас-стейнн-ки, — сказал он, опуская свою ношу возле огня. — Это не совсем так, но лучше не выговорить.

Потревоженная голосами, она приподняла веки, чтобы безучастно оглядеть склоненные над ней бородатые лица… Потом ее ресницы вздрогнули и опустились, опять.

***

Где та страна, в которой пища сама приходит на стол?

Издревле сурова была Норэгр, омытая волнующимся морем, увенчанная горами, прорезанная каменными расщелинами фиордов… Были в ней стремительные реки и клокочущие водопады, были обильные дичью леса, были цветущие горные пастбища и ночные сполохи в провалах зимнего неба.

Только одного не было почти совсем — пахотной земли.

Чтобы собрать урожай, за полями ухаживали, точно за больными детьми.

Очищали от камней, унавоживали, сдабривали толчеными ракушками и яичной скорлупой. Но пашня оставалась скудна.

Море, вплотную подступавшее едва не к каждому жилому двору, часто оказывалось щедрее земли. В зеленой морской глубине косяками ходила жирная сельдь. А за сельдью с разинутыми ртами следовали киты. И случалось, что скот дотягивал до новой травы, питаясь рыбьими головами.

Вот и стоял в каждом дворе просторный корабельный сарай. А в сараях дремали на катках дубовые корабли.

И было так.

Однажды выбитые градом поля не отдали обратно даже того, что было посеяно. Разгневанный морской хозяин отогнал от берегов рыбьи стада. Оскудело пастбище, и у коров пропало молоко.

А дети рождались.

Самого первого викинга отправил в море голод.

Кто придумал снарядить корабль и уйти искать страну, где коровы доились сметаной, а треска ловилась и летом и зимой? Сыскался крепкий хозяин, выставил морскую лодью, не боявшуюся бурь. Вооружились и сели в нее отчаянные парни. И пустились вдоль побережья на юг. Брали на берегах скот и зерно. Платили — когда серебром, а когда собственной кровью… И вернулись возмужавшие, украшенные рубцами, пропахшие солью лебединой дороги. Привезли съестные припасы на зиму и украшения подругам. И пленников-трэлей — работать в хозяйстве. Развесили по стенам иссеченные щиты. И мечи, зазубренные в схватках. И поставили у дорог памятные камни в честь друзей, которым возвратиться не довелось.

А потом выросли дети тех, первых. И стали отправляться на добычу не только в голодные, но и в сытые годы. А потом и у них выросли свои дети. И мирных Богов земледелия возглавил одноглазый Один — покровитель воинов и войны… Все дальше от родных берегов заплывали драконоголовые корабли.

Соседи-южане, совсем не трусливые люди, только молились.

Драккары разваливали форштевнями волны. Каждого вождя окружал хирд — крепко сколоченная дружина. За вождя и друг за друга хирдманны стояли насмерть.

Таков был их закон, и этот закон приносил им победу. Они высаживались на берег и учиняли такое, что уцелевшие жители долго потом вскрикивали во сне…

И уходили обратно на север. К прекрасной и суровой родной земле. Там ждал теплый длинный дом за оградой в знакомом фиорде. И заботливые матери, и ласковые жены, и любопытные, восторженно галдящие дети…

***

Четверо сыновей было у старого Олава кормщика: Бьерн, Гуннар, Гудред и Сигурд. Двое средних ждали на берегу, Бьерн с Сигурдом — самый старший и самый младший — сопровождали отца. Суровый бородатый Бьерн сидел на высоком сиденье у рулевого весла. Драконий хвост, венчавший корму, поднимался над его головой.

Боевая лодья слушалась его не хуже, чем самого Олава, но разглядел чужака не он. Сигурд, белоголовый крепыш, и Видга сын хевдинга одновременно вытянули руки:

— Корабль!

Девчонка, найденная на острове, сидела рядом с Хельги на дубовой скамье, третьей спереди по правому борту. Брызги летели щедро, но Хельги дал ей свою куртку, сшитую из промасленной кожи, и кожаную же шапку. Такая одежда не пропускает ни сырости, ни ветра, в ней тепло.

Драккар шел на веслах. Полосатый парус хорош в дальнем походе, но в бою, когда враг вот-вот будет настигнут, сподручнее грести.

Хельги молча работал длинным веслом, его руки привычно лежали на отполированной ладонями рукояти, ширококостные, могучие пальцы — что железные прутья… Он назвал ее Ас-стейнн-ки. Дома ее звали Звениславкой — целых шестнадцать лет, до тех самых пор, покуда не --">