Сесил Скотт Форестер - Рука судьбы

настоящей вспышки мятежа и насилия, которое закончиться только тогда, когда перережут глотку последнему офицеру. Даже Кортни, кусавший в ярости ногти на квартердеке, наконец здраво оценил ситуацию.

– Ну так чего же вы хотите? – крикнул он.

– Пошлите к нам офицера, – ответил Гартон. – Пошлите мистера Хорнблауэра, ему мы доверяем.

Кортни посмотрел вниз, на застывшего в ожидании Хорнблауэра.

– Необыкновенная честь, мистер Хорнблауэр, – съязвил капитан.

Хорнблауэр проглотил намек, не подав вида, как и предписывали требования службы.

– Какие будут указания, сэр? – спросил он.

– Ах, отправляйтесь туда и разберитесь с ними. Я не такой дурак, чтобы и дальше болтать с ними.

– Так вы предоставляете мне все полномочия, сэр? – с тревогой спросил Хорнблауэр.

– Черт! Да, парень, – раздраженно отрезал Кортни. – Идите и уладьте дело. Или мои офицеры тоже намерены обсуждать приказы капитана?

Вот так, совсем не с легким сердцем, Хорнблауэр стал подниматься по ступенькам трапа наверх, где стояли мятежники. Гартон передал пальник стоявшему рядом сообщнику и в сопровождении еще двоих, державшихся у него за плечами, встретил Хорнблауэра.

– Скверное ты дело затеял, Гартон, – сказал Хорнблауэр.

– Так, сэр. Только с вашего позволения, затеяли это не мы, сэр. Вы пробыли на корабле неделю, и видели, что тут творится. А мы-то уже полгода здесь.

– Ладно. Чего же вы требуете?

– Не шибко много, сэр. Вот чтоб капитан перестал нас пороть. Мы будем исполнять свой долг. Честно будем, сэр. Нас не нужно пороть.

– Не верю я этому Кортни! – вмешался один из бунтовщиков. – Если не за это, так он все равно найдет, за что высечь.

Хорнблауэр подумал, что так, скорее всего и будет, но ничего не сказал.

– Пусть даст обещание, что не будет сечь никого из нас вообще, – сказал третий член комитета. Гартон в ответ только покосился.

– Как он может это обещать? Что станет с дисциплиной, если нас нельзя будет высечь?

Было несколько неожиданно присутствовать при обсуждении вопроса дисциплины среди мятежников, но они не хуже Хорнблауэра понимали сложность ситуации. Если часть экипажа полностью освободить от наказаний, не потребуется много времени, чтобы от порядка на корабле не осталось и следа.

– Скажите ему вот что, сэр, – решил Гартон. – То, что я с самого начала говорил: пусть он не наказывает никого из нас пятнадцати всю неделю, сэр. Как такой расклад?

Это были немудреные парни, и хотя смотрели на вещи трезво, имели ограниченный кругозор. Они держали в своих руках весь корабль и могли потребовать чего угодно. Учитывая силу их позиции, требования мятежников звучали до смешного скромно.

– Так будет лучше всего, ребята, – сказал Хорнблауэр. – Капитан прощает вас и обещает не наказывать в течение недели.

– Вы можете поклясться в этом, сэр? – спросил второй из делегации.

– Вот еще, – вскинулся Хорнблауэр. – Капитан Кортни дал мне слово, и этого должно быть достаточно.

Несмотря на серьезность положения, Хорнблауэр едва не вышел из себя, когда с него потребовали принести клятву мятежникам – его тщательно лелеемая гордыня такого не перенесла бы.

– Слово мистера Хорнблауэра – все равно что клятва, – заявил Гартон. – Так, ребята, давайте вернем на место орудия и принайтовим их. – Он повернулся к Хорнблауэру. – Разрешите спуститься в трюм, сэр? Флетчер ждет в крюйт-камере с кресалом и огнивом. Ему поручено взорвать корабль, если у нас ничего не выйдет, и я боюсь, кроме меня он никого не послушает.

– Живо! – скомандовал лейтенант. – Бегом туда!

Флетчер числился среди корабельных придурков – система насильственной вербовки поставляла на корабли значительный процент подобных рекрутов – и ему ничего не стоило взорвать фрегат. Всю дорогу от бака до юта воображением Хорнблауэра владела картинка Флетчера, замершего в крюйт-камере с кресалом и огнивом в руках.

– Ну, мистер Хорнблауэр? – встретил его капитан.

– Я обещал им прощение содеянного, сэр, и мораторий на наказания в течение недели.

Хорнблауэр старался говорить нарочито формальным тоном – ему не стоило объяснять, какой опасности он сейчас подвергается.

– Что вы обещали им? – взревел Кортни. – Повторите-ка, сэр.

Хорнблауэр повторил.

– Да сохранит господь мою душу! Прощение и неприкосновенность для бунтовщиков! Мистер Хорнблауэр, я отказываюсь вас понимать!

– Я дал слово, сэр, – с --">