Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

вице-председатели, но так никого и не нашел. Тем временем он и сам закончил Оксфорд, и корпорация прекратила свое существование.

— Вынужден вас разочаровать, Фред, но я не нахожу здесь ничего из ряда вон выходящего. Обычно ваши истории более увлекательны. Я ожидал услышать о нем что-нибудь совершенно невероятное, ведь у него прямо-таки удивительная голова. А то, что аристократ собирался обвенчаться с женщиной, вышедшей из низов общества, я нахожу вполне естественным. Его аристократизма с лихвой хватило бы на двоих.

— Вы правы, Янош. И я рассказал вам это вовсе не для того, чтобы убедить в его незаурядности. То, что граф — необыкновенный человек, вам каждый скажет. Просто из всех историй, которые я слышал о нем, эта наиболее достоверная. Все остальное — сплошные нелепости, бред сивой кобылы.

— Вот-вот, как раз нелепости-то меня больше всего и интересуют.

— Ну, пожалуйста… Однажды он якобы велел, чтобы его заживо закопали в землю, как индийского йога, и пролежал там то ли два года, то ли две недели, я уж не помню… Потом, на войне… говорят, во время газовых атак он спокойно прогуливался перед окопами без противогаза — и хоть бы что. И тогда же о нем разнеслась слава как о чудо-докторе. Самое невероятное из всего, что я слышал, — история о том, как он вылечил герцога Варвика, которого врачи уже сутки считали мертвым… Ходят слухи, будто у него в уэльском замке есть большая лаборатория, где он ставит всякие опыты над животными. И вроде даже вывел какого-то нового зверя, который живет только в темноте… Но это одни разговоры, никто ничего точно не знает. Граф редко появляется в обществе, иногда месяцами живет затворником в своем замке. А если и появляется, то предпочитает не распространяться о своих делах. — Фред наклонился ко мне и прошептал на ухо: — У него не все дома.

И ушел.

В течение вечера мне удалось еще раз побеседовать с графом, и я почувствовал с его стороны искренний интерес к своей персоне. Он обнаружил во мне сходство с неким Бенджамином Авраванелем, чей портрет висел у него в кабинете. Это был врач, который жил в семнадцатом веке и погиб при невыясненных обстоятельствах.

Нет нужды подробно останавливаться на нашем разговоре, тем более что говорил в основном я, а граф только задавал вопросы. Я так и не выяснил, с чем связан его интерес к Флудду, однако эта беседа оказалась не бесплодной. Мне, несомненно, удалось добиться благосклонности графа, потому что на прощание он сказал:

— В моем фамильном замке случайно сохранилось несколько старинных книг на интересующую вас тему. Если у вас есть желание, приезжайте ко мне в Уэльс. Погостите у меня недельку-другую, просмотрите эти книги.

Меня очень обрадовали его слова, но я всегда был слишком тяжел на подъем и еще долго откладывал бы эту поездку, если б через несколько дней не получил письменное приглашение с указанием точной даты. С этого все и началось.

* * *

Я рассказал о приглашении графа своему приятелю Сеслу Б. Говарду. Он был сотрудником Британского музея, и нас связывали общие интересы. Услышав эту новость, Говард побледнел от волнения.

— Батки, вы везунчик. Только чужеземцу в этой стране может выпасть такая удача. О библиотеке Пендрагона ходят легенды, но с тех пор, как полвека назад Секвиль Уильямс побывал там и составил каталог, ни одному ученому больше не удавалось туда проникнуть. Владельцы замка никогда не отличались особой общительностью. Обработайте и опубликуйте этот материал — и вас ждет всемирная слава. Вы станете самым авторитетным специалистом в области мистицизма и оккультных наук семнадцатого века… О Боже! — продолжал он, закатывая глаза к небу. — Вы напишете биографию Асафа Пендрагона… Вам будут присылать поздравительные телеграммы из Америки, ежегодно к вам будут совершать паломничество по пять-шесть докторантов из Германии, жаждая получить от вас консультации. Французские газеты будут печатать отчеты о ваших достижениях… И это не говоря о том, что побывать в наикрасивейшем и наиболее загадочном замке Уэльса — уже само по себе величайшее счастье.

Я спокойно оставил своего друга предаваться зависти, ибо для ученого зависть коллег — едва ли не лучшая из земных наград. Я не хотел разочаровывать его и не сказал, что скорее всего не буду ничего опубликовывать. Такая уж у меня манера: усердно по крупицам собрать материал для фундаментального опуса, а потом тщательно запереть --">