Рафаэль Сабатини - Вечера с историком. Псы господни.

сорвал пергамент с гвоздя и смял его в кулаке, затем вошел в собор, но вскоре вышел оттуда и направился в монастырь. По его приказу забили в колокола, созывая монахов.

Вскоре вокруг инфанта, стоявшего на залитом солнцем церковном дворе, стали собираться члены монашеского ордена – суровые, отчужденные, величественные, они неторопливо шествовали под украшенными лепным орнаментом сводами; одеяния их ниспадали до земли, руки, спрятанные в широкие рукава ряс, были сложены на груди. Выстроившись полукругом перед своим правителем, они невозмутимо ждали объявления его воли. Колокольный звон над головой стих.

Афонсо Энрикес не стал попусту тратить слов.

– Я собрал вас, – возвестил он, – чтобы объявить, что вы обязаны избрать нового епископа.

По толпе священнослужителей пробежал ропот. Каноники подозрительно и осуждающе смотрели на принца, бросали косые взгляды друг на друга. Наконец заговорил один из них:

– Habemus epuscopum, – мрачно промолвил он, и тут же раздалось несколько голосов, вторивших ему:

– У нас есть епископ!

Глаза молодого правителя загорелись.

– Вы заблуждаетесь, – сказал он им. – У вас был епископ, но его больше здесь нет. Он сбежал, покинув свой престол, после того как обнародовал эту позорную писанину. – Принц поднял руку со смятым указом об отлучении. – Поскольку я – богобоязненный христианский рыцарь, я не признаю этой анафемы. Отлучивший меня от церкви епископ бежал, поэтому вы немедленно изберете нового, и он снимет с меня наказание, наложенное Римом.

Они стояли перед ним – безмолвные и бесстрастные, исполненные достоинства священнослужители, уверенные в том, что закон на их стороне.

– Ну, так что же? – рявкнул молодой человек.

– У нас есть епископ! – повторил чей-то высокий голос.

– Аминь! – отозвался хор, и под сводами заходило гулкое эхо.

– Я же сказал вам, что ваш епископ бежал, – продолжал настаивать принц, и голос его дрожал от гнева. – И я заявляю, что он не вернется, и нога его никогда впредь не ступит на улицы моего города Коимбры. Поэтому вы немедленно приступите к избранию его преемника.

– Повелитель, – холодно отвечал ему один из монахов, – избрание нового епископа незаконно и невозможно.

– Да как смеете вы говорить мне такое? – взревел принц, взбешенный их холодным упорством. Он взмахнул рукой, яростным жестом приказывая им удалиться. – Прочь с глаз моих, вы – злобные спесивцы! Возвращайтесь в свои кельи и ждите моих повелений. Коль скоро вы, преисполнившись высокомерной и тупой гордыни, не желаете исполнять мою волю, я сам изберу вам нового епископа.

Афонсо был страшен в своем гневе, и монахи не осмелились сказать ему, что, даже будучи принцем, он не имеет права устраивать выборы епископа. С прежним бесстрастием поклонившись ему, они повернулись и удалились так же неспешно, как пришли. Нахмурив брови и сжав губы, Афонсо провожал их взглядом; Мониш и Нуньес молча стояли у него за спиной. Внезапно взор темных настороженных глаз принца остановился на последней удаляющейся фигуре. Мрачное строгое шествие замыкал высокий худощавый молодой человек. Бронзовый цвет кожи и хищное ястребиное лицо свидетельствовали о том, что в жилах его течет мавританская кровь. И в мозгу мальчишки-принца тут же мелькнула злорадная мысль: а ведь этого человека можно превратить в оружие, которое позволит ему смирить гордыню других церковников. Он поднял руку и поманил монаха к себе.

– Как тебя зовут? – спросил его принц.

– Меня называют Сулейманом, владыка, – был ответ, и это имя стало еще одним подтверждением мавританского происхождения молодого человека. Хотя нужды в таком подтверждении, в общем-то, не было.

Афонсо Энрикес рассмеялся. Отличная будет шутка – поставить над этими высокомерными священниками, не пожелавшими сделать выбор, такого епископа, который лишь немногим лучше заурядного арапа!

– Дон Сулейман, – молвил принц, – нарекаю вас епископом коимбрским вместо сбежавшего бунтовщика. Готовьтесь к праздничной мессе, которая состоится нынче же утром и во время которой вы объявите об освобождении меня от наказания.

Обращенный в христианство мавр отпрянул; его лицо цвета меди побледнело и приобрело болезненный сероватый оттенок. Несколько замыкавших шествие священнослужителей обернулись и замерли за спиной мавра, вытаращив глаза. Услышанное потрясло и взбесило их. Это было и впрямь --">