Лев Семёнович Симкин - Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые

«Площадь Революции». Вот почему мне не раз приходила в голову мысль разузнать хоть что-то о людях, выбранных скульптором как типажи и даже архетипы советских людей – тех, кто участвовал в событиях 1917 года, и кто последующие 20 лет строил сталинский социализм.

Станция была возведена к 20-летию главного события в истории СССР – Великого Октября, как его принято было именовать. В «конкретных образах», как и положено в соцреализме, наглядно было продемонстрировано наше героическое прошлое и прекрасное настоящее – новая жизнь трудового народа в счастливой стране, где так вольно дышит человек. Скульптурные изваяния расставили в хронологическом порядке – согласно сталинской периодизации советской истории. Сначала «Героический период Гражданской войны», за ним – «Великий перелом» и «Первая пятилетка», стоявшая на трех китах – индустриализации, коллективизации и культурной революции. Так что пассажир, пройдя вдоль всего подземного зала, мог воочию убедиться, как изменилась жизнь за два десятилетия.

«Мы видим город Петроград в семнадцатом году:

Бежит матрос, бежит солдат, стреляют на ходу.

Рабочий тащит пулемет. Сейчас он вступит в бой.

Висит плакат: „Долой господ! Помещиков долой!“»

Спустившегося с эскалатора пассажира встречали скульптуры рабочего-красногвардейца с гранатой и солдата с революционным бантом на шинели. Затем – крестьянин в лаптях и революционный матрос с наганом. Краснофлотец и пограничник с собакой, да две девушки – парашютистка Осоавиахима и «Ворошиловский стрелок».

«Мы мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути».

Следом – шахтер-стахановец с отбойным молотком и молодой инженер, птичница с курицей и петухом и хлебороб-механизатор.

«Знать, решили мы недаром, хлеборобы – мастера,

Чтоб ломилися амбары от кубанского добра.

…Мы с подружкой птичницы, птичницы-отличницы».

Студент и студентка с книгой.

«У московских студентов горячая кровь,

Неподкупные души и светлые лица.

От сибирских снегов и днепровских садов

Собрались мы в твои общежитья, столица!»

Где труд и учеба, там спорт и отдых – девушка-дискоболка и юноша-футболист.

«Молодежь рабочая, молодежь колхозная,

Юность физкультурная радостью цветет!

Сталину великому песня молодежная

Звонким переливом свой привет несет!»

И, наконец, советская семья образцовая – мать и отец с детьми, а за ними – подросшие школьники, пионеры-авиамоделисты и пионерки-географы.

«Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы, пионеры – дети рабочих!»

И где бы ты ни шел, по центру зала, или по перрону, везде видел одно и то же. Фигуры расставляли в шахматном порядке, если смотреть по оси любого прохода – всего 80 скульптур, по две в каждой из сорока арок, каждая повторена по четыре раза (сейчас их осталось 76). Каждый раз проходя там, убеждался – все видят одно и то же, уклониться нет никакой возможности. Ну, совсем как в анекдоте времен застоя (18-летнего периода истории – 1964–1982 годы – когда страну возглавлял один человек).

Приходит человек с работы, усталый, включает телевизор, хочет кино посмотреть, а там Брежнев на трибуне партийного съезда, и по другой программе – то же самое, и по третьей, а по четвертой (последней, учебной) на экране появляется кагэбэшник и говорит: «Я тебе попереключаю».

Честно говоря, чем больше времени проходит, тем меньше хочется от уклоняться от встречи с персонажами «Площади Революции». Напротив, тянет вглядеться и хоть что-то в них понять, а значит и в самих себе – такой вот инструмент нашей общей самоидентификации. Эта станция – живая история советской утопии, с живым дыханием людей, в нее веривших.

Правда, к революции как таковой отношение у нашего человека сложное. Нас, советских людей, учили, что революция – это хорошо, а царизм – плохо. В первые постсоветские годы выяснилось, что все обстоит с точностью до наоборот. Теперь, спустя три десятилетия, в чести новая официальная версия памяти о прошлом – все в нем, во все времена, оказывается, было не так уж и плохо. Прямо по графу Бенкендорфу – «прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Была, мол, Российская --">