Николай Николаевич Дмитриев - На торный путь

Твёрдая власть – оно на пользу.

– Конечно, вот ты у себя в Малороссии в ландмилиции был, а теперь кто? – усмехнулся семёновец и подытожил: – Личного полка государыни гвардеец!

Завидев в дверях рослого преображенца, семёновец умолк и стал неотрывно смотреть на вошедшего. Перехватив его взгляд, измайловец тоже стал присматриваться, а тем временем преображенец, направляясь прямиком к столу, за которым сидели гвардейцы, по пути ухватил за плечо пробегавшего мимо полового и коротко наказал:

– Подай штоф!

– Бу-сде, ваша честь… – подобострастно вякнул прислужник и, ловко вывернувшись, тут же метнулся к целовальнику.

Глянув вслед прыткому половому, преображенец подсел к столу и, улыбнувшись семёновцу, спросил:

– Ну, чего звал?

– Да вот… – начал было семёновец и тут же оборвал себя на полуслове, так как из-за спины преображенца возник прислужник со штофом.

Преображенец одобрительно хмыкнул и, берясь за только что принесённый штоф, пристально посмотрел на измайловца.

– А тебя, молодец, как величать?

– Это Нерода Григорий, – ответил за него семёновец и, перехватив штоф у товарища, сам наполнил кружки.

– Григорий, значит?.. – Преображенец скептически посмотрел на измайловца.

– Ага, Гриць. – Нерода широко улыбнулся.

– Из хохлов, выходит? – весело подмигнул преображенец.

– Из малороссийской шляхты, – с некоторой обидой уточнил измайловец.

– Ты чего к парню цепляешься? – начал защищать Нероду семёновец. – Из своих же, не какой-нибудь там немец.

– Ну так и я о том, – примирительно отозвался преображенец и, подняв свою кружку, усмехнулся. – Давайте, дрей свинюшкен тринкен квас^[1].

– Ты чего это вдруг не по-русски заговорил? – удивлённо спросил семёновец, чокаясь с преображенцем.

– Заговоришь тут, – неожиданно зло отозвался тот и пояснил: – У нас и прежде немцев всяких много служило, а теперь и вовсе: как офицер – то эстонец или курляндец.

– Это не про наш ли полк речь? – вставил и своё слово измайловец.

– Само собой, – подтвердил семёновец и, изрядно хлебнув из кружки, заявил: – Зато государыня у нас теперь русская, вон и квас, говорят, любит. Может, она и немцев, того, не особо допускать будет…

– Не похоже, – нахмурился преображенец. – Там, где она до сей поры пребывала, немцев полно. Вон Бирон этот, что следом из Курляндии заявился, теперь при ней неотлучно. А с ним Левенвольде и ещё куча всяких…

– Полагаю, должна обратить внимание, – выразил надежду семёновец.

– Да незаметно чего-то, – скривился преображенец. – Пока государыня на верховников, что её своими кондициями ограничить хотели, внимание обращает. За князей Долгоруких особо взялась. Почитай всех в ссылку, а самого младшего в солдаты сдала, да ещё чтоб без повышения в чине, а он ещё отрок совсем.

– Не наше то дело, – попытался смягчить разговор измайловец.

– А может, и наше, – напрямую дерзко высказался преображенец и, подтянув ближе к себе стоявшую на столе миску, принялся закусывать сушёной корюшкой…

* * *

Командир отдельного персидского корпуса принц Гессенский, сопровождаемый конвоем, подъехал к собравшейся у ограды мечети толпе и придержал коня. Приближались дни «ашура», чествования памяти потомков первого халифа, и сейчас в этой мечети шло религиозное собеседование «роузе-хани». За высокими чёрными шапками одетых в коричневое аба персов дервиша, рассказывавшего о страданиях шаха Гуссейна, было плохо видно, но его голос в общей тишине звучал отчётливо. О войне он говорит громко, отрывисто, и находящийся рядом, всегда следующий за принцем толмач переводил особо значимые фразы:

– Мусульмане против гнёта и насилия… Пророк, защитник ислама…

Понятно, что дервиш говорит о войне с турками и конечно же весьма прозрачно с некой угрозой намекает на занятую русскими округу, однако мечети пользуются правом убежища, тут можно говорить свободно, и принц, тронув повод, поехал дальше, ещё раз мысленно оценивая услышанное.

Занятая царём Петром область Персии не дала ожидаемых выгод, а содержать стоявшие там небольшие гарнизоны из-за климата было весьма накладно, и эту территорию после благоприятных переговоров обменяли на разные льготы в торговле. Однако удачно начавший войну с турками Надир-шах попросил несколько отсрочить вывод русских войск и, прикрывшись ими от возможного удара с тыла, стал наступать на Багдад. Именно поэтому принц Гессенский внимательно следил --">