Михаил Николаевич Волконский - Ищите и найдете

огромные шкафы были полны книгами в сафьянных переплетах и повсюду кругом были дорогие вещи. Признаюсь, я оробел…

— Ну, что же? — перебил Варгин. — Пока все отлично: богатый дом, а для молодого врача без практики попасть в богатый дом весьма лестно!

— Так думал и я, — ответил Герье, — но теперь, после того, что было потом, я предпочел бы, чтобы меня не звали в этот дом!

V

— В кабинете меня встретил приземистый старик, в пудреном парике, по-старинному, и в красной бархатной шубке на лисьем меху; фигурка у него была маленькая, бритое, худое лицо покрыто морщинами, большой нос и большой неприятный рот, с тонкими ввалившимися губами. Он стоял у стола, прямо против двери, в которую я вошел, и костлявыми руками отсчитывал ассигнации. Он как бы не заметил моего прихода, не кивнул, даже не взглянул на меня и продолжал не торопясь свое занятие, словно нарочно рассчитывая на впечатление, какое должны были, вероятно, по его мнению, произвести на меня деньги…

— Тут тысяча рублей! — сказал он, наконец, тряхнув пачкой ассигнаций и бросив ее на стол.

Потом он глянул на меня; глаза его мне показались зелеными, и этими зелеными глазами он как будто хотел прочесть все, что делалось у меня в душе. Мне казалось, что скверная лягушка смотрит на меня.

— Вы иностранец? — отрывисто спросил он по-французски.

Я ответил, что около двух лет тому назад приехал из Женевы.

Старик поморщился.

— Но практики у вас нет?..

Я ответил, что никакой практики у меня нет, и этим он остался доволен.

— Ну, так вот! — показал он на брошенные им на столе деньги. — Тут тысяча рублей, и она будет ваша, если вы сделаете то, что от вас требуется.

Я поспешил уверить его, что исполню свой долг.

— Тут дело идет о вашей выгоде! — резко перебил он и добавил: — Пойдемте!

Мы миновали с ним несколько комнат и, в последней из них, в маленькой, сплошь обитой несколькими слоями войлока, как это делают для буйных сумасшедших, лежал больной. Кроме простой деревянной кровати, на которой он лежал, другой мебели не было в комнате. Отвратительный удушливый запах стоял в ней, я чуть не задохнулся, когда вошел.

Старик остановился в дверях, сделал гримасу и зажал нос.

Кровать больного была грязна до полной невозможности; за ним совсем не ходили и не убирали его: это был молодой человек с довольно тонкими, красивыми чертами лица; он лежал без движения и не был в силах не только двинуть рукой или ногой, но даже говорить.

Больной глянул на меня мутными, ничего не выражавшими глазами, попытался пошевелить губами, но не мог произнести ни слова.

Я осторожно стал осматривать его, говоря, что я — доктор, что зла не сделаю ему, а, напротив, принесу облегченье.

После осмотра мне стало ясно, что положение больного является следствием крайнего истощения.

Прежде всего нужно было очистить воздух в комнате, положить больного в чистую постель и попытаться дать ему укрепляющее средство. На меня, здорового, воздух комнаты действовал так, что голова кружилась и я сам близок был к обмороку. Старик тоже не мог выдержать и отошел от двери.

Я направился к нему.

— Ну, что, осмотрели, видели? — И он быстрыми шагами пошел назад в кабинет.

Тут он повернулся ко мне и, взмахивая кверху руками, начал раздраженно спрашивать:

— Ведь жить ему не осталось нисколько? Умрет, все равно умрет!

— Может быть, — возразил я, — можно еще помочь, если постараться усилить питание и, главное, немедленно изменить условия, в которых находится больной!

— Какие условия? — сердито переспросил старик.

Я объяснил, что надо перевести его в другую, свободную комнату, положить на чистую постель.

— Пустяки! Нежности, глупости! — закричал старик. — Я вас спрашиваю, может ли жить он или нет?

— Надо постараться, чтобы он жил! — сказал я. — Вы можете себе представить, как я желал вылечить этого больного? Правда, это было бы чудо, но чудо не невозможное! Мне пришлось убедиться, однако, что именно этого-то, то есть излечения, вовсе и не желал старик.

Он раздраженно затряс сжатыми кулаками и затопал на меня ногами.

— Об излечении, — опять закричал он, — не может быть и речи! Были посерьезнее вас люди, старались, да ничего не могли сделать; если бы я имел надежду на выздоровление, я продолжал бы пользоваться советами серьезных, опытных врачей, пригласить которых имею, слава Богу, возможность! Я вам говорю — ему не жить! — --">