Дан Берг - Шимшон

Второй.

– Бесплодные родители будут безмерно благодарны Господу за ниспосланное благо, и все силы положат, дабы воспитать Ему достойного адепта, – с важностью ответил Первый и поймал на себе уважительный взгляд Пахдиэля.

– Внушением не одолеть жестоковыйность. Зубы сломаешь о твердокаменную природу людей. Вождь – человек, значит, не без изъяна, который рано или поздно грехом обернется. И недруги радостно поставят лыко в строку, и опорочат и низложат наставника! – провозгласил Второй.

– По-твоему, нет никакого средства? – осторожно спросил Пахдиэль.

– Есть средство! Железо, то бишь оружие. Сплотиться, учиться воевать и давать отпор!

“Во мнениях обоих советников я нахожу плодоносные зерна”, – подумал Пахдиэль и остановил диспут. Теперь ему предстояло все взвесить и принять решение. Несомненно одно – надо спускаться на землю. Ангел поднес разгоряченным полемикой друзьям чаши с прохладной водой из реки Пишон, сердечно поблагодарил их, и отпустил восвояси. Наблюдая, как они продолжают спор на ходу, принялся обмозговывать план действий.

***

Сквозь туман послепиршественного утра пробивались лучи сладких воспоминаний о ночи любви. К полудню Маноах собрался с силами и отправился в поле, прихватив с собой деревянные орудия землепашца. Флалита уселась на сруб, накануне служивший мужу местом ожидания и отдохновения, и принялась доить заждавшихся коз. Рабов и наемников отправила на заготовку хвороста.

Тут случилось невиданное прежде. Солнце погасло, но за тучи не спряталось, небо почернело, но звезды не вспыхнули. Сверху вниз ринулся ярый смерч и, достигнув тверди, пропал. Светило опять засияло, и купол над землей вновь заголубел.

Перед Флалитой стоял человек – должно быть, вихрь принес его. Она разглядела крылья, которые тот старался спрятать под широким плащом.

– Кто ты и откуда? – спросила испуганная Флалита и подумала, что незнакомец сей явился с неба. Уж не гонец ли Божий?

– Женщина! – не ответив на вопрос, напыщенно проговорил пришелец, – ты бесплодна и не рожаешь!

– Я не могу зачать…

– Ты зачнешь и родишь сына!

Флалита зарыдала, бросилась в ноги доброму вестнику – уверилась, что явился ей ангел Господень. Сквозь слезы восторга она бормотала слова благодарности, но вновь услыхала категоричную речь

– Однако берегись, женщина – уничтожь идолов в доме твоем! И не пей вина, и не ешь нечистого!

– Я ела печень зайца… Согрешила…

– Это в прошлом. Бритва век не коснется волос сына, ибо назиром Божьим назначено быть ему, и от самого чрева твоего блюди святость чада. Он спасет народ Израилев от руки филистимлян.

Только смолк голос, как вновь закружил ветра столб и подхватил человека в плаще и унес на небеса.

Вожделенное свершилось, да так внезапно, точно обухом по темени! Флалита сидела ошеломленная: верить ли? Разумеется! Изумление – начало веры.

“То ангел пророчил мне, – бушевали мысли в голове ее, – не простой человек, не обманщик, не насмешник – Бога посланец! О, как огромна радость! Родится у нас дитя – сын! Как велика честь! Воздаяние за праведную жизнь? Нет, пожалуй. Ведь дети – любви сверкающий оттиск! Кто, как не мы с Маноахом, награды достойны – живем нестареющею страстью, негу ее вкушая!”

“Славная будущность чаду уготована. А мне выпало произвести на свет спасителя народного – как я горда! И Маноах благословит семьи великость. Однако чьим станет сын? Отца с матерью? Или небесам назначен будет? Родителям отдаст лишь узкий краешек сердца своего? Нищенское счастье для троих…”

“Впрочем, ярмо назира гнетет умеренно – не пить вина, не стричь волос и мертвых не касаться. На любовь запрет не наложен – вот главное. Ах, глупая! Наконец-то в печаль нашу солнце ворвалось, а я тень ищу!”

Маноах вернулся с поля. Флалита кинулась ему на шею, плача от радости. Угомонившись, рассказала мужу, что было, что слышала, что говорила, что думала. Слезы высохли, и Флалита уставилась на Маноаха сияющими глазами и ждала ликования в ответ.

***

Выслушав жену, Маноах придал лицу блаженное выражение и долго сохранял его, погрузившись в размышления и пробиваясь к сути и подоплеке новых счастливых и, возможно, скандальных обстоятельств. Не проронил ни слова, однако: сомневаешься – молчи! Темны пути мужского постижения вещей.

“Неужто настанет конец одиночеству нашему, и мой род не умрет со мною вместе, и на Флалиту такая же --">