Уилбур Смит , Дэвид Черчилль - Клич войны

чтобы быть представленной маме Лусиме, но это было до того, как она уехала в Редин, так что ей могло быть только одиннадцать или двенадцать лет, самое большее: она была слишком молода, чтобы полностью понять значение этого события или оценить истинный статус пожилой леди, с которой она встречалась.

Но теперь она стала взрослой женщиной. И вот, когда Маниоро повел ее между деревьями к тенистому месту, где его мать теперь любила проводить свои дни, восседая в кресле, вырезанном из пня некогда могучего лиственного дерева, она почувствовала благоговейный трепет перед открывшимся ей видением.

Лусима мама была теперь так стара, что, казалось, вышла за пределы любого земного воплощения старости. Она не встала, чтобы поприветствовать Шафран, но подняла руку, чтобы гостья могла взять ее, и наклонила голову, чтобы поцеловать ее в щеку. Шафран легонько коснулась губами кожи Лусимы-мамы, и та оказалась теплой, сухой и тонкой, как тончайший шелк. Кости ее пальцев казались такими легкими и хрупкими в сильных руках Шафран, что она боялась сломать их при малейшем надавливании. И хотя ее конечности все еще были длинными и прямыми, а костная структура лица сохраняла изысканную элегантность, присутствие Лусимы-мамы казалось не столько физическим, сколько эфирным, больше похожим на эльфийскую королеву из африканской сказки, чем на простого смертного человека.

Когда Маниоро незаметно ускользнул, оставив женщин заниматься своими делами, его мать улыбнулась и подвинулась, освобождая место на сиденье. - Подойди, сядь рядом со мной, дитя мое.’

Шафран сделала, как ей было сказано. Она ничего не ответила. Каждая унция интуиции, которой она обладала, подсказывала ей, что лучше всего позволить Лусиме-маме вести разговор. Она позволила темным глазам, не утратившим своей проницательности, рассмотреть себя, пока Лусима-мама не улыбнулась и не сказала: "Ты дочь, достойная своих родителей. В тебе есть красота и мужество твоей матери, а также сила и боевой дух твоего отца. Я хотела бы встретиться с тем, кого ты так любишь. Он действительно должен быть человеком среди людей.’

Шафран знала из рассказов отца о первой встрече с мамой Лусимой, что у нее была неприятная привычка узнавать все еще до того, как кто-то произнесет хоть слово, но все же она не могла сдержать вздоха. ‘Как ... как вы узнали?’

Мама лусима рассмеялась. ‘У меня есть способность видеть то, чего не видят другие, но мне не нужно было знать, что ты влюблена. И ни один мужчина не смог бы завоевать любовь такой молодой львицы, как ты, если бы не был по-настоящему достоин ее.’

- Спасибо, мама, - сказала Шафран с формальностью, которую, по ее мнению, заслужила столь почтенная женщина. ‘Вы так же добры, как и мудры. Я уверена, что не заслуживаю таких щедрых комплиментов. И, конечно, вы правы. Я влюблена, а он хороший, сильный и красивый мужчина.’

‘И тебе он тоже нравится, не так ли?’

Шафран обнаружила, что краснеет, как школьница. - Да, - ответила она, изо всех сил стараясь не рассмеяться. - Как лев.’

‘Но теперь война разлучила вас с ним, и вы оказались по разные стороны баррикад, в то время как ваше племя сражается с его племенем.’

‘Да, и я не знаю, что делать. Я чувствую, что должна служить своей стране. Но я не хочу умирать ... не потому, что боюсь. Я просто должна быть жива ради него. Так что я разрываюсь.’

Лусима-мама покачала головой. - Нет, ты не разрываешься. Твоя голова может быть наполнена различными идеями, но твоя душа знает, что она должна делать. И, опять же, мне не нужен ни транс, ни сила прорицания, чтобы увидеть это. Это очевидно. Ты должна подходить своему мужчине, как он подходит тебе. Но как ты можешь быть достойна его, если встала на путь труса? Помни, дитя, что Лев - это охотник прайда. Ты тоже охотник. Такова твоя природа, и ты не должна отрицать этого. А теперь дай мне свою руку еще раз.’

На этот раз Лусима Мама взяла руку Шафран в свою. Она погладила кожу Шафран между костяшками пальцев и ее запястьем. ‘Я не делала этого уже много лет, - пробормотала она. ‘Я знала, что у меня хватит сил только на одно последнее путешествие и что я узнаю, когда придет время ...

- Но мама ... - запротестовала Шафран.

- Тише, дитя, ты - свет в жизни моего сына М'Бого. Я делаю это ради вас обоих ...

Глаза Лусимы-мамы закрылись, и она затихла. Молчание растянулось, казалось, на целую вечность, а потом ее глаза --">