Виктория Борисовна Дьякова - Псевдоним «Эльза»

только из печки вытащила караваи, я хорошенько их завернул в тряпку, чтоб не остыли. А для собаки и кошки там косточки и мясные шкурки. Марта их отдельно собирает. Крупа опять же, кашу сварите.

– Спасибо, Оле, я так признательна. Так что сообщили по радио? – спросила Маша, разбирая корзину. – Скоро война?

– На то похоже, – кивнул швед. – Сталин ихний, видите ли, географическим положением Петербурга очень обеспокоился, или как они его сейчас называют, в честь вождя своего…

– Ленинград.

– Вот-вот. Мол близко, говорит, располагается город от границы. И хитро так выразился, – Оле поднял палец. – Мы, говорит, не властны над географией. И город передвинуть мы не можем. А вот финны свою границу вполне могут отодвинуть. Отдать им земли вплоть до Виипури, или Выборга, как они его называют. Хотят оттяпать кусок нашей территории. А ещё им острова понадобились, Гогланд, Лаавансаари и ещё какие-то. Они, мол, там базы военно-морские устроят от нападения Германии, говорят. А чего им германцев бояться, если они с ними в августе пакт о ненападении заключили? Сколько шуму-то было. Отговорки всё это, просто пользуются моментом, что немцы в Польше заняты. Сами-то они тоже туда влезли, хоть и обещали полякам, что нападать не станут. Обманули. Всё мало им. Видать много силушки накопили, руки чешутся применить. Наши, как я понимаю, решили не уступать. На Прибалтику смотрят, те палец только дали этим большевикам, а они войска к ним уже эшелонами завозят, что ж они надеются, они обратно уйдут? – Оле криво усмехнулся. – Как бы не так. Всю эту Прибалтику откусят, а ни немцы, ни англичане даже и не пикнут. Кому охота с ними связываться? Ну вот, огонёк занялся, сейчас дровишек подбросим, – Оле сунул в печку несколько поленьев, – так вы до вечера следите, чтоб не потухло, тепло у вас будет, фру. Конец октября, а уж кажется, зима глубокая, снег выпал, мороз накинулся.

– Спасибо, Оле, – Маша улыбнулась. – Деньги возьмите, где обычно. Сколько нужным считаете.

– Вы же знаете, фру, я лишнего не беру.

Распрямившись, швед открыл лакированную шкатулку рядом с портретом князя Белозёрского, взял несколько банкнот.

– Всё спросить хотел, старуха моя плешь проела мне от любопытства, это муж ваш, фру? Или брат? – он несколько смущённо кивнул на портрет Грица. – Видать, генерал, знатный мужчина?

– Муж, – ответила Маша грустно. – Генерал-лейтенант русской армии, командовал дивизией во время мировой войны. Давно погиб, – она вздохнула.

– Это ясно, – сунув деньги в карман, Оле запахнул тулуп. – То бы мыкались вы тут одна, коли он бы в живых был.

– Это правда, – согласилась Маша. Окажись Гриша жив, он не оставил бы её без помощи, даже женившись на другой. А может быть, и вернулся бы со временем. Она почему-то очень верила в это, хотела верить, несмотря на всю очевидность самообмана. Ведь только вчера сама говорила Маннергейму, что из-за своего увечья не является женщиной в полном смысле этого слова. Гриша просто не мог бы принадлежать ей. Поэтому и Густав не принадлежал.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Маша спросила:

– А что, Оле, в Москве какие-то переговоры идут? Откуда о высказываниях Сталина известно?

– Да идут, – кивнул тот, нахлобучив оленью шапку. – Наша делегация туда поехала. Министр какой-то наш её возглавляет. Но толку они не добьются. Все говорят, война будет. Попрут на нас большевики своей силушкой. Но мы сдаваться не намерены, за землю свою постоим. Сынку моему младшему уже извещение пришло, чтоб готов был в любой момент явиться на пункт сбора. А так он в крепость Утти на тренировку ездит, там его стрелять учат, снайпера из него готовят. Это дело. Да и я хоть стар, тоже в ополчение пойду. Я ж ещё на мировой войне за царя русского воевал, к германцам не бегал, как некоторые, – он хмыкнул. – В Гражданскую гнал этих коммуняг, сколько мочи было, и теперь в стороне не останусь. Пусть попробуют. У меня тут дом, хозяйство, мои предки триста лет на этих землях жили, хлеб растили, скотину пасли, а они меня куда – в коммуну? Да не бывать этому. По радио ещё сообщили, что генерал Маннергейм в Германию поехал помощи просить, но, боюсь, откажут ему немцы. Зря они со Сталиным что ли договор подписывали? Отсидятся в стороне. И Черчилль этот английский – тот тоже всё про Гитлера дудит, мол, угроза главная там. А что ж они Сталина не видят? Или слепые? Очухаются потом, поздно будет. Нахлебаются ещё. Даже мне старику понятно, --">