Александр Михайлович Минченков - Тайны угрюмых сопок

шишку.

Всяк народ, и стар и млад, круглый год довольствуется лесным орехом, насыщаясь столь питательным продуктом. Хоть верхом на лошади, а порой сидя в запряжённой телеге, али пешим ходом, либо у печи зимним вечером, раскусывай скорлупу ореха промеж зубов и думы думай всяческие. Кто наберёт шишек, так многие шелушат их на самодельной ручной машинке, крутят жернов, отчего шишка шелушится и в лоток ссыпается. А тут орех отделят чрез сито, отдуют от мусора и в мешки, а там на еду, а больше на продажу, иной раз и на обмен чего-либо.

Севастьян каждый сезон кедровый орех и бруснику заготовлял, зимой же добывал пушнину. Соболь, белка, горностай, порой и лиса попадалась. Мех всегда в цене был, да вот только досада иной раз брала — купцы и скупщики разные, всё обмануть норовят, то седина остевого волоса не таковая, то кряж, цвет или размер не этакий, а то и дефекты выискивают, то ещё что. Больше недостатки надуманные, чтоб категорию товара снизить и заплатить охотнику меньше, а ведь поймать пушного зверя ловушек и петель не один десяток по путикам расставить потребно, да обход их регулярный нужен. Путики эти по снегу и в морозы каждый день ногами мерять приходится, а это с десяток, а то и более вёрст средь лесных зарослей. Как бы то ни было, сдача пушнины способствовала житью в достатке, иметь лишнюю копейку, да и позволяла скопить на дальнейшее существование.

В последние же годы интерес шибко расширился — объявилась новость чудно-захватывающая — в Олёкминском округе золото нашли. Купцы и золотопромышленники и люд разный словно всполошились, какой год подряд каждый норовит испытать судьбу — найти золото и обогатиться. А как же иначе, коли оно в ключах и не глубоко залегает. Копай и промывай породу, а что намыл, так сдавай в казну российскую, а это ж деньги на обуздание бытия бедного. Но и тут, как с той пушниной — обвес и обман рядом процветают, а то и запросто так забрать могут, мол, без позволения хозяина на застолблённом участке оказался и породу мыл, в подлежащем регистрации отводе промышлял или ещё пред каким фактом выставят. Тоже обида берёт, а от таковой обиды иные и, прячась от глаз чужих, шастают по долинам, моют пески, а ежели удача улыбнулась, так втихаря и сбывают золото либо в лавке торговой за товар, либо средь заезжих чужих людей за деньги.

С деревянными лотками и малыми бутарами бродят люди по ключам разным, пробы берут, промывают пески в надежде обнаружить жёлтый металл. А он не везде хоронится, не всюду открывается искателям.

Многие сами по себе копаются, вопреки указам Государевым, часть как доверенные лица от купцов или от зажиточных граждан, кому право дано разведывать и добывать драгоценный металл. Каждый по-своему и с личным сокровенным умыслом и разными последствиями.

Ныне Севастьян решил забрести в тайгу дальше обычного, весьма отдалённо, разведать иные урочища. Несколько дней потратил он на переходы к руслу речки Хомолхо. Пешком в столь дальний путь не пошёл, отправился на олене. Где долины и гольцы мерил ногами, где ехал верхом. Добрался до устья речки Хомолхо, впадающей в Жую, и двинул отматывать следующие вёрсты по хомолхинскому малохоженому простору. Ну, как малохоженому, нет, не совсем так. Проживали где-то выше среднего течения обособленно кочевые тунгусы Жуюганского рода. Вели промысел пушнины, сбывали её на ярмарке или заезжим купцам продавали, дикого зверя забивали редко, своего мяса хватало — содержали оленьи табуны, к тому же рыба в достатке в речках водится. Знал Севастьян о поселении тунгусов, но в их владения не помышлял вступать, просторы большие и познать было что, окромя этого. Объявиться у них хотел лишь так, скоротечно, расспросить что-либо, они народ вездесущий, по ключам и долинам промышляют, всё видят, примечают. Может, кто металл жёлтый находил, присмотреться, побалакать, глядишь, откроются, расскажут.

Да и уверенность подгоняла — знаком ему был из тех мест тунгус Хоньикан — молодой, сильный и с доброй открытой душой человек. Свела их судьба в одном из урочищ. Оный тунгус с сородичем решили искать другие места, богатые подножным кормом, зверем и пушниной, так сказать, на перспективу. Хотя этого добра хватало и в долине Хомолхо, но время требовало подыскивать и иные угодья — род ширился, росла потребность в просторах для житейской деятельности.

Продвигался Севастьян, и думы разные роились в голове: «Вот ведь люди как за камнем золотым кинулись, так и норовят --">