Дэвид Энтони Дарем - Гордость Карфагена

вошел другой посетитель.

На госте была нагрудная пластина пехотинца и темная туника под ней. В глаза бросались обнаженные мускулистые руки, широкие плечи и смуглое лицо, отмеченное особой мужской красотой. Имко прежде не встречал этого воина в лагере, но он сразу понял, что перед ним офицер. Юный солдат смутился и начал поправлять постельное белье, боясь показать нежданному гостю нечто большее, чем тот ожидал увидеть. Его сердце билось, словно птица в руках. Он чувствовал себя подлым обманщиком и был уверен, что мужчина тоже не считает его героем нынешней битвы.

— Так это ты удостоился чести? — спросил офицер. — Откуда такая жажда крови? Желание взять Арбокалу? Глядя на тебя, я не подумал бы, что ты способен на подобную отвагу, но в человеке важна его суть, а не внешность. Почему я не слышал твоего имени раньше?

Имко честно ответил на этот и другие вопросы. Юноша рассказал об истории своей семьи, о том недолгом времени, которое он провел вне Африки, об учителях и наставниках, о тоске по отцу и сестрам, о надежде, что его солдатское жалование облегчит их тяготы. За пять минут беседы ему удалось забыть о ранге гостя. Он принял его за полевого командира, которому по долгу службы приходится общаться с простыми пехотинцами. Мужчина слушал его внимательно. Такой благожелательности солдат не знал с тех пор, как покинул свой дом. И поэтому он не обиделся, когда офицер прервал его.

— Извини, но неужели ты из бедняков?

— Иберийские крысы питаются лучше, чем моя семья, — ответил юноша.

— Отныне нет. Мой помощник придет, и ты расскажешь ему о своей родне. В благодарность за твою храбрость я пошлю им дар, с наделом земли за стенами Карфагена, с домашними слугами и сотней рабов для полевых работ. Это облегчит их тяготы?

Юноша потерял дар речи, но ему удалось кивнуть. Мужчина улыбнулся и добавил:

— Нынешний день, который с твоей помощью привел к победе, указал мне путь к великим грядущим свершениям. Скажи, ты будешь сражаться так же храбро в следующей моей компании?

Имко еще раз кивнул, хотя его голова кружилась и гудела. Он понимал лишь, что ему задали вопрос, на который следовало ответить положительно.

— Вот и хорошо. У наших судеб много дорог, но ни одна из них не является такой прямой, как война. Запомни это, Имко Вака. Все пути ведут к смерти. Боги не оставили людям другого выбора. Но мы, по крайней мере, можем влиять на то, как будут выглядеть мгновения нашего бытия, и иногда жизнь сулит нам достижения, которые трудно оценить в самом начале пути. Подумай об этом.

Офицер повернулся, откинул клапан палатки и задержался на миг перед тем, как исчезнуть в ночи.

— Судьба не сдвинет перед нами стены без весомой причины, — сказал он напоследок.

С этими словами мужчина удалился. Позднее, после нескольких мгновений тишины, до Имко начал доходить смысл произнесенных слов. Полное осознание того, с кем он разговаривал, появилось не сразу, а медленно, будто наполняя его собой. Прежде он никогда не находился к командиру так близко, чтобы разглядеть его, но теперь ему было о чем рассказать. Его военачальнику, человеку, обладавшему властью над жизнями многих, немыслимыми богатствами и почти бесконечной фортуной, еще не исполнилось и тридцати, а он уже стал гением войны — войны, которую, как говорили в армии, он хранил в своем теле рядом с сердцем. Ганнибал Барка.

Прошептав имя командира, юноша позвал слугу. Он попросил человека принести ведро, большую чашу, хоть что-нибудь — но только побыстрее. День преподнес Имко столько впечатлений, что последнее событие он уже не смог переварить. Его тошнило.

ЧАСТЬ 1: ПРЕЛЮДИЯ

В последние дни средиземноморской осени в столицу Римской республики прибыла делегация. Группа послов из города Сагунтума, находившегося в восточной Иберии, попросила аудиенции в Сенате. Когда их просьбу удовлетворили, перед сенаторами выступил муж по имени Грэмини. Он обвел зал выразительным взглядом и заговорил громким голосом — настолько картаво, что римлянам, сидящим на скамьях, пришлось наклониться вперед. Они следили за губами посла, стараясь уловить смысл его речи. Некоторые прикладывали к ушам согнутые ладони, другие морщились и жаловались на слишком уж неразборчивую латынь просителя. Но в конце концов сенаторы поняли суть его слов, и она была следующей: жители Сагунтума боялись. Они боялись за само свое существование. Их город походил на драгоценный камень --">