Сантьяго Постегильо - Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря

В атриуме дома Юлиев, располагавшегося в сердце Субуры, стоял мрачный как туча Лабиен, погруженный в глубочайшее уныние.

Юлий Цезарь молча смотрел в пол. Он принял решение, но по-прежнему размышлял о том, что скажет мать – единственное, что беспокоило его в эту минуту. Он вспоминал ее рассказы о событиях далекого прошлого, когда ему было несколько месяцев от роду. Не повторится ли все сейчас, не станет ли он жертвой вечной распри между оптиматами и популярами? Не закончит ли он так же, как остальные?

Цезарь почувствовал, как мягкие руки жены касаются его спины.

Закрыл глаза и позволил себя обнять.

Именно сейчас ему, как никогда, была нужна ее нежность.

Memoria prima^[4] Аврелия Мать Цезаря

II Senatus consultum ultimum

Domus Юлиев, Рим,

99 г. до н. э., за двадцать два года до суда над Долабеллой

Жестокость, смерть и безумие вырывались на волю с приближением дней избрания тех, кому предстояло исполнять самые ответственные в Республике должности: консулов, плебейских трибунов и преторов.

Аврелия держала на руках маленького Гая Юлия Цезаря, которому было всего несколько месяцев. Весь вечер мальчик мирно спал, но из-за криков, доносившихся из атриума, проснулся и заплакал. Это привело Аврелию в ярость. Малыш засыпал с большим трудом. Он отличался беспокойным нравом, и молодая матрона была уверена, что, пока он спит, в доме должны царить спокойствие и тишина. И когда ей наконец удавалось уложить малыша, она злилась, если его будили чужие голоса. Аврелия знала о выборах и о политической напряженности в Риме, но главным для нее в то время был сон ее крошечного сына.

– Возьми его, – приказала Аврелия, осторожно передавая малыша кормилице. – Постарайся его успокоить, а я заставлю этих дикарей замолчать или, по крайней мере, говорить потише.

Аврелия решительно зашагала по коридорам дома, где жила с тех пор, как несколько лет назад вышла замуж за Гая Юлия Цезаря-старшего. Разгневанная, она уже собиралась ворваться в атриум, взывая к богам, и наброситься на мужа и его друзей, требуя вести себя тише, как вдруг отчетливо различила голос зятя Гая Мария.

Она мигом остановилась.

Марий шесть раз становился консулом, причем пять из них – без перерыва, хотя законы этого не поощряли, и Аврелию поразило, что впервые за время их знакомства в голосе Мария слышался… страх. Если даже шестикратный консул, который выходил победителем в десятках сражений с варварами, нападавшими на Рим, чего-то испугался, значит случилось нечто серьезное.

Замерев в конце коридора у входа в атриум, она напрягала слух.

– Сатурнин и Главция сошли с ума, – говорил старый консул.

Аврелия стиснула зубы. Сатурнин и Главция были тогдашними плебейскими трибунами. Она молча покачала головой. Значит, трибуны взбунтовались… Это всегда заканчивалось смертельными стычками с Сенатом, восстаниями, беспорядками и кровью на улицах Рима.

Она сделала глубокий вдох и вошла в атриум.

Аврелия не поздоровалась, хотя это было ее обязанностью. Именно так, не взывая к богам и не повышая голоса, она всегда показывала свой гнев. На самом деле ей было нужно одно: чтобы собравшиеся говорили тише.

– Почему ты утверждаешь, что Сатурнин и Главция сошли с ума? – прямо спросила она Мария, становясь рядом с мужем и коснувшись его руки в знак приветствия. – Своими криками вы разбудили ребенка. Надеюсь, сон моего сына был прерван из-за серьезной причины, а не из-за очередного вашего спора о государственных делах.

– Это не просто спор, Аврелия.

Марий посмотрел на женщину с неодобрением, заметив, что она не поздоровалась с собравшимися.