Ян Михайлович Ворожцов - В жаре пылающих пихт

винчестер, бессонными глазами вытаращился в смолянистое небо, где холодными радиоляриями мерцали звезды, как в океаническом иле. Это нечеловеческие глаза в числе тысяч, закрепленные на огненных колесах, катящихся по вселенной. Он слышал собственное дыхание как нечто бесконечно далекое. Несгораемые просторы атмосферного давления.

От пламени костра посреди равнины воронкой поднимались, как мотыльки, вращаясь по неправильной спирали и присоединяясь в хороводе к небесным светилам, крохотные ярко-красные искорки в ночном безветренном воздухе. Словно высеченные из камня, они прочно увековечивали себя в этом мимолетном мгновении.

Горбоносый, растянувшись на попоне, спокойно покуривал, отводя руку в сторону – к костру, стряхивал в огонь пепельную панамку с кончика самокрутки. Затем сжег окурок и без интереса принялся разглядывать черно-синие дужки грязи под ногтями на каждом пальце.

Эй, милок, сказал Холидей.

Кареглазый встрепенулся и, оглянувшись, большим пальцем неуверенно ткнул себя в грудь.

Ты ко мне обращаешься?

К тебе, к тебе, милок. Я же вас по именам не знаю.

Кареглазый спросил. Ну, чего мямлишь?

У меня во рту – что в твоем сортире, дай горло промочить.

Холидей, жадно глядя на флягу большими глазами, непроизвольно зализывал кровоточивую ямку на месте выбитого зуба. Длиннолицый, сложив ногу на ногу, перелистывал карманную библию, расстаться с которой для него было все равно, что потерять душу. Горбоносый, надвинув край шляпы на глаза, отдыхал. Кареглазый потупил взгляд и отвернулся.

Ну, чего глазеешь по сторонам? спросил Холидей, у тебя что, права голоса нет? Что ты чужого одобрения дожидаешься?

Кареглазый медленно и будто с опаской изменил положение тела и, отложив отцовский винчестер, поднялся на ноги.

Ну, не тяни резину, милок – умираю, как пить хочу.

Горбоносый отодвинул шляпу и протянул кареглазому флягу. Дай ему воды, черт тебя подери!

Молодой ковбой взял флягу, откупорил и, присев на корточки, сунул горлышко между потрескавшихся от жажды губ Холидея.

Вот, милок, буду должен! И за фляжку и за лошадь мою. Зовут тебя как?

Не твое собачье дело.

О, такое я уже слышал.

Кареглазый закупорил флягу и протянул горбоносому маршалу.

А по зубам давно не получал?

Угомонись, малец, вяло проронил маршал.

Меня вот что интересует, ради чего вы тут? Сколько денег за мою голову выручите, а, господа джентльмены? а главное, даст ли это вам благоопеспечение и богатство? нет, я очень сомневаюсь! не обогатитесь, не прославитесь моей головой, ибо я не ангел пустыни, а заказчик ваш – не есть царь Аристобул! не ради богатств, а ради чего? может, ради каких-нибудь царств? земных или небесных! На царство мою голову променяете? сомневаюсь, господа! что вам дадут за меня, чем рады будете? может, счастье! Удачу! Ничего вы не выиграете, если меня продадите. Только проиграете, ибо смерть моя – для господа бога, а не для вас, судьи. Хлеб и зрелища, вот что для вас. Только одно. Вы Голиафы, а я – есть Давид! Множество хлебов для вас и зрелищ.

Горбоносый посмеялся.

И язык твой – праща, а слова – камни. Только летят они вкривь и вкось.

Холидей сплюнул и помолчал, глядя на кареглазого.

У тебя лицо знакомое, сказал.

У меня? спросил кареглазый.

Да и ботинки. Где я тебя видеть мог?

Будь мы знакомы, я бы тебя запомнил.

А я и не говорю, что знаком – только видел.

Чудно как-то.

Что чудно?

То, что лицо мое ты отдельно от меня видел.

У других людей лица похожи на твое.

Может, кто на меня похож, сказал кареглазый.

А ты что, милок, слова мои переставляешь? я так и говорю.

Мало, что ли, на свете таких, как я.

Ну, я повидал немало лиц как твое. Только проблема вот в чем. Я людей, которые мне добро сделали, запоминаю отдельно. И не помню, чтобы ты среди них был. Да и среди тех, кто моей смерти хочет – тоже. Откуда ж ты взялся такой добродетельный? И воду поднес, и лошадь мою яблоком угостил.

Ковбой сплюнул. Будь моя воля, я б тебя давно пристрелил, как ты того заслуживаешь.

Чем это, интересно?

Не твоего ума дело.

Холидей повернулся к длиннолицему. А вы, братки, что – в молчанку играете? Не пойму.

Длиннолицый посмотрел на него и опустил взгляд в библию.

Ну, бог с вами. Слушай, милок, так тебя звать как?

Длиннолицый наемник неожиданно заговорил. У него есть имя и у тебя есть имя.

Верно, у меня имя есть, а вот парнишка ваш молчок, а полковник ваш…

У всех людей, что встречались мне – были имена, продолжил --">