Святослав Владимирович Сахарнов - Путешествие на «Тригле»

берегу баржу, вырезать из скалы плиту с отпечатками ящеров, спустить её на канатах в баржу и увезти.

Помешала война.

В Голубой бухте шли сильные бои. Гремели взрывы. С моря по горе, из тяжёлых орудий, били корабли.

Отступая, немцы взорвали склад снарядов, устроенный на берегу.

Полгоры сползло в море.

Когда после войны в бухту вернулись учёные, — отпечатков не было.

И вот Марлен предложил искать их ПОД ВОДОЙ.

ЗАНИМАЛСЯ БЫ ОН ЛУЧШЕ СВОИМИ РЫБАМИ.

В море

Как только «Тригла» вышла в море, её начало качать.

— Только чтобы не было шторма!..

Ах, как не нужен шторм!

О бурях на море я читал много.

Сначала волны ласково-ласково покачивают корабль.

Затем они начинают захлёстывать палубу.

Пассажиры вступают в бой из-за шлюпок.

Наконец волны переворачивают судно.

Я с тоской оглядел палубу: всего одна шлюпка. Она лежала у борта, коротенькая и мелкая, как детское корытце.

КОМУ-КОМУ, А МНЕ МЕСТО В НЕЙ НЕ ДОСТАНЕТСЯ!

Удивительно, что шхуна ещё держится на воде!

Берег, такой милый и ТВЁРДЫЙ, отступал всё дальше и дальше.

Мне отступать было некуда.

Мои товарищи

— Знакомьтесь, — сказал Марлен, — наш новый товарищ. Художник.

Я назвал себя:

— Николай.

— Дима, — сказал парень с бородой.

— Кая.

— Вениамин.

— Капитан — у руля, — продолжал Марлен, — моторист — в машине. Вот и команда. Ну, как тебе здесь нравится?

— По-моему, мы идём слишком далеко от берега.

Какого цвета море?

В детстве я знал, какой цвет у моря.

Я любил его рисовать. Брал кисточку, густо разводил кирпичик ультрамариновой краски и проводил в тетради яркую синюю полосу.

Потом я стал учиться на художника.

Стал присматриваться к морю.

Оно оказалось каким угодно, только не синим.

Однажды я прожил месяц на острове. Море было вокруг меня.

Оно оказалось переменчивым.

Утром, до восхода солнца, оно было белесого сероватого цвета. Как поле, посыпанное пеплом.

Поднималось солнце. Поле розовело, по нему ползли лиловые и синие полосы. Полосы росли, ширились, охватывали всё море. Небо голубело, тянул утренний ветерок — бриз, и море, как чаша, наливалось до краёв зелёной или голубой краской.

При облачном небе море так и оставалось на весь день серого цвета.

Перед штормом оно чернело и только там, где светился солнечными лучами облачный разрыв — глаз циклона, — делалось изумрудно-зелёным.

Вернувшись в Ленинград, я снова начал учиться живописи. Я много читал.

Я узнал, что у тёплых берегов Африки и Азии вода зелёная-зелёная, густо настоенная на мелких, невидимых глазу, водорослях.

На Севере вода прозрачная, как кристалл льда.

Около устья рек в море всегда держится громадное жёлтое или коричневое пятно. Это река красит воду в цвет своих берегов.

Когда у пляжа из кварцевого или кораллового песка грохочет прибой, вода взбаламученная — серая, почти белая.

В Калифорнии есть залив. Вода в нём кроваво-красная от малюсеньких рачков — ночесветок. Ночью такая вода, если ударить по ней веслом, вспыхивает миллионами огоньков. А быстрый дельфин кажется в ней сказочным чудовищем, источающим синее пламя.

Превращениям моря нет конца.

Какого же оно цвета?

Этого не знает никто.

А «ТРИГЛА» ВСЁ ИДЁТ ВПЕРЁД.

Я готовлю кисть и краски.

Замечательные краски, на чистейшем растительном масле.

Я буду рисовать.

Уж если попал на эту посудину, так хоть напишу много-много картин. ИНАЧЕ ЧТО С НЕЕ ТОЛКУ?

Шторм

Мы обогнули какой-то мыс, и шхуну начало качать.

Сначала волны были небольшие.

Потом они стали всё круче и длиннее.

И наконец — чёрт знает какие большие и страшные. 

К горлу v меня подступил комок.

— Ик!

Я икнул и опрометью бросился к борту.

Зачем я так много ел утром!

Потом я лежал в каюте, на койке, и тихо