Томас Майн Рид - Смертельный выстрел

испанским мхом, космы которого спускались до самой земли. Ничего похожего на дым он не заметил. Дым, вероятно, поднялся очень быстро в вершины деревьев и смешался с мхом.

Но ни сумрак, ни теснота деревьев не помешали собаке Кленси открыть убежище убийцы. С лаем животное бросилось вперед и остановилось шагах в двадцати от огромного кипариса. Кипарис был со всех сторон окружен пнями в несколько футов вышиною, которые в сумерках можно было принять за людей.

Кленси вскоре очутился среди них и, стоя между двумя пнями, увидел того, кто пытался убить его.

Кленси не требовал никакого объяснения.

Он взвел курок и прицелился.

— Дик Дарк! — крикнул Кленси. — Вам принадлежал первый выстрел, а теперь моя очередь.

С этими словами он опустил палец на спусковой крючок.

Дарк выскочил из убежища, чтоб действовать свободнее. Он поднял свое двуствольное ружье, но рассудив, что уже поздно, вместо того, чтоб спустить курок, поспешил вновь скрыться за деревом. Он был проворен как рысь, и проворство спасло его от пули Кленси.

Пуля пробила полу его платья, но не причинила ему даже царапины.

Он снова выскочил из-за дерева с криком торжества, с ружьем наготове, потому что был уверен в своей победе.

— Вы неловкий глупец, Чарльз Кленси, — сказал он насмешливо, — и к тому же плохой стрелок, если дали по человеку промах в десяти шагах. Я этого не сделаю на таком расстоянии. Выстрел за выстрел — вещь справедливая. Мне принадлежал первый и мой же будет последним. Примите ваш смертельный выстрел.

При этих словах огненная полоса блеснула из его двустволки. Несколько секунд Кленси был невидим; дым окружал его облаком. А когда пороховой дым рассеялся, Кленси лежал на земле: ручеек крови, окрасивший уже его рубашку, лился из груди.

Кленси должен был чувствовать приближение смерти, судя по медленным и отрывистым словам:

— Бог вам судья, Ричард Дарк! Вы убили меня.

— Таково было мое намерение, — ответил Дарк безжалостно, подходя к жертве.

— О небо! Скажите же, несчастный, за что такая жестокость?

— О, вы очень хорошо знаете за что: за Елену Армстронг. Впрочем, я убил вас не за это, а за ваше проклятое нахальство, за вашу мысль, что вы могли завладеть ею: вы не могли сделать этого, ибо она никогда не заботилась о вас, чему я имею доказательства. Может быть, для вас будет утешением убедиться в этом перед смертью. Так как нет вероятности, что вы увидите ее когда-нибудь, можете полюбоваться ее портретом. Вот он: эта прелестная девица прислала мне его сегодня утром, а вот и ее почерк, как видите. Сходство поразительное! Что скажете вы об этом? Говорите свое мнение откровенно. В вашем положении всегда говорят правду.

Разбойник держал фотографию у Кленси перед глазами: умирающий мог еще видеть портрет любимой девушки.

Он смотрел на изображение с любовью, но недолго: подпись внизу поглотила его внимание — он узнал почерк. Страх смерти был ничто в сравнении с отчаянием, овладевшим его душою, когда темневшими уже глазами он прочел:

«Елена Армстронг

Тому, кого любит».

У Ричарда Дарка был ее портрет — значит и эти нежные слова были адресованы к нему.

— Милая девушка! — воскликнул Дарк, вливая эти горькие слова в ухо своей жертвы, — она мне прислала его сегодня утром. Ну, Кленси, говорите же, что вы думаете о портрете?

Кленси не отвечал ни словом, ни жестом, ни взглядом. Губы его были немы, глаза стекловидны, тело неподвижно, как и земля, на которой он лежал.

— Черт возьми! Он издох! — заключил Ричард и сплюнул.

(обратно)

Глава VI. ПОД КИПАРИСАМИ

Гнусные и зверские слова произнес Ричард Дарк.

Зверство и сквернословие были характерными чертами его жизни. Он прибавил к ним еще и преступление — убийство.

И когда он наклонился над бездыханным телом своей жертвы, никакое раскаяние, никакое сожаление не обнаружилось ни в его взоре, ни в лице. Напротив, его черные глаза как бы еще сверкали ревнивою ненавистью, в то время как он сжимал рукоятку обнаженного до половины ножа, словно он хотел вонзить его в неприятеля. Но Кленси был уже мертв. К чему еще тут нож? И Ричард вложил его в ножны.

Первый раз мысль об опасности пробежала у него в голове, и душа поддалась влиянию страха. Он вдруг осознал, что совершил убийство.

— Нет, — сказал он, пытаясь оправдаться перед собственной совестью, — это не убийство. Правда, я умертвил его, но ведь и он в меня стрелял. Я могу --">