Николай Алексеевич Ловцов , Андрей Иркутов , Александр Павлович Сытин , Александр Александрович Филимонов , Иван Михайлович Новокшонов - Желтый Мрак

ел! Бердыбай! Юсуп! Джавнвай!

Юрта наполнилась народом, и Байзак приказал подавать чай и мясо.

— Джанмурчи! Седлать лошадей! — закричал Будай. Он выпил сливок, с'ел кусок мяса и попрощавшись с Байзаком, вышел.

— Эти люди поедут сзади! — и Байзак указал на целую толпу всадников в халатах и острых шапках. — Начальник границы не может ехать один, как бешара (бедняк). Потом он подал Будаю стремя, и, пожав друг другу руки, враги снова насмешливо взглянули друг другу в глаза.

Не гладя ни на кого, Будай тронул коня. В душе он проклинал всех и вся. За шесть лет службы не было никаких ревизий. Именно сегодня кого-то принес дьявол. Надо ехать назад. До города было верст пятьдесят. Будай рассчитывал поспеть до вечера. Пустил галопом коня. Лошадь с легкостью танцовщицы проносила ноги меж острых камней. Будай покачивался в седле и думал о Байзаке. Шесть лет он боролся с безликим врагом. Он чувствовал его повсюду. Единая воля предусматривала каждый его шаг. Шесть лет он громил на перевалах банды Байзака. Сегодня он должен был его уличить. Контрабанда из Китая пройдет через становище Байзака. Другой дороги здесь нет. Но эта последняя победа будет без него.

Тропа змеею спустилась в долину. Всадники окунулись в траву высокую, как камыш. Зеленый сумрак охватил их со всех старой. Стебли стегали и царапали по всему телу. Кони прыгали через невидимые канавы. А Будай все думал и думал:

— Саломатин доехал. На заставе тревога. Седлают, как ошалелые.

Будай не заметил, как прошел день и опомнился только у своего дома. Едва успел он войти в дом и зажечь лампу, в дверь постучали.

— Войдите! — сказал Будай.

— Вы товарищ командир полка? — спросил незнакомец в военной форме.

— Я, — ответил Будай.

— Прочтите!

Будай пошел к столу. Это было предписание об обыске. Будай выпрямился.

— Я ищу парчевый халат! — сказал человек, стоя в темном углу. Он пред'явил свои документы. Потом странно улыбнулся и сказал.

— Я без понятых. Я вовсе не хочу делать скандала. — А, да вот он самый, — и посетитель протянул руку к гвоздю.

— Этот халат приподнесен мне публично! — сказал оскорбленный Будай.

— Я знаю только то, что он был пред'явлен раньше! — холодно ответил следователь.

— Посмотрите! Вот моя метка! — Тут он протянул вторую бумагу. Это было заявление о взяточничестве Будая. Командир полка увидел, что вместо подписей за неграмотностью, полсотни его почитателей пришлепнули свои пальцы.

— Ваш помощник примет ваши обязанности. — Сдержанно поклонился следователь и вышел из комнаты.

 Будай, не помня себя, без шапки выбежал на улицу и направился к помощнику. В комнате разлился желтый полумрак. Оплывшая свеча мерцала, освещая троих людей. Их позы и лица годились бы для изображения молчаливого отчаяния. На диване сидела женщина. Она обхватила колени руками и неподвижно смотрела в черный исчезавший потолок. Она молчала, но ее большие зеленые глаза казались слепыми от слез. Другая женщина сидела у стола. Она уставилась на огонь не мигая, без движения смотрела на свечу. Пламя колебалось каждый раз, когда ходивший по комнате маленького роста человек доходил до стола. Он шагал четко и размеренно, как маятник. Шпоры звенели, как будто отбивали секунды. Будай молча огляделся и тихим комом опустился в темный угол дивана. Его лица не стало видно. Только большая спина горбом выставилась из темноты. Маленький кавалерист упорно шагал из угла в угол, попыхивая большой трубкой. Около часа продолжалось молчание.

— Да не молчите! Не молчите же вы! Кондратий! Перестань ходить по комнате. — Звон шпор продолжался. Кавалерист как будто не слышал. Вслед за ним попрежнему плыли белые клубы дыма. Будай поднялся с дивана и выпрямился во весь свой могучий рост.

— Кто скажет, что я человек нечестный? — громко сказал он, но ему никто не ответил. Шагавший по комнате кавалерист прошел мимо.

— Будай! Три года мы живем на границе, — раздался печальный голос с дивана. — Три года ты был начальником участка. Ты умен. Ты честен. Мы жили, как одна семья. А теперь ты обвинен во взяточничестве? Будай!.. — Ее голос, прозвучал, как жалоба ребенка. Великан долго молчал, потом заговорил глухо и спокойно:

— Я рад, что моя канитель окончилась, — устало и безнадежно проговорил он. — Я устал. Пять лет я ходил здесь между ловушками и капканами.

— Я вам говорю, что за мной охотились пять лет. Я шел за отцом --">