Геннадий Николаевич Казанцев - Бермудский Треугольник (СИ)

Пришедший в себя Герман, отставив бутылку и нежно воркуя, подхватил за рукав бушлата восстающего над грязью полиглота. «Ну как же вы, Никитич, так неосторожно?.. Нигде не болит?.. А я вам задаток принёс… за квартиру, как договаривались».

— Деньги?.. — глядя в лужу под собой, холодно произнёс матрос, — Деньги — это зло!.. Давай их сюда!

— Как же, Михал Никитич, как же зло? — угодливо суетился разведчик. — Честно заработанные — и душу греют, и карман не отягощают.

Герман, воодушевлённый возрождающейся перспективой снять жилплощадь, освободил рукав сторожа и полез за деньгами. Лишённый опоры арендодатель не замедлил вновь свалиться в грязь, но теперь уже на спину, так что на его чёрном бушлате уже не оставалось ни клочка чистого сукна.

— Су-у-уки! — взвыл отставной матрос, шевеля конечностями, как перевёрнутый на спину краб.

Вениамин, оправившись от культурологического шока, принял величественную позу и, оскалившись в верблюжьей улыбке, презрительно, процедил:

— Гордись, страна! Только твои алкаши, продрав глаза, разминаются Гётем…

— Гейнем! — уточнил поверженный.

— Кем-кем? — подался к лежащему сутулый, — а, впрочем, не важно… — и вдруг, словно желая уязвить сторожа-интеллектуала, спросил, — А не припомнишь ли, дружок, что-нибудь из английской классики?

— Да отстань уже, Веник! Не видишь — человеку плохо! — досадливо морщась, прервал друга Герман и протянул пострадавшему носовой платок.

Уцепившись за спасительный конец, трезвеющий матрос в три приёма принял вертикальное положение и начал с достоинством удовлетворять любопытство Вениамина:

— Извольте, сударь, — напыщенно произнёс он, после чего вдохновенно продекламировал: «Ай бриз э сонг инту зе эйр. Ит фелл ту ёз. Ай нью нот вере…»

— Довольно!.. — нервно прервал его Веник, но взяв себя в руки, раздражённо заметил, — за произношением следить надо!.. — И тут же спохватившись, завистливо поинтересовался, — а это откуда?..

— От верблюда! — огрызнулся Михаил, вытирая чужим платком наиболее уязвлённые места своей форменной одежды, — Лонгфелло читать надо, студент!

— Миша, — переходя на доверительный тон, начал Герман механическим голосом, — я тебе говорил, что мы не студенты! Мы приехали на химзавод устанавливать пневматическую систему авторегулирования реактора по синтезу триметилксантина аммония…

— Во-во! Его, проклятого… Хех, кхе-кхе… — давясь от смеха, поддержал друга оживший Веник. — Нам, без этого-самого… три… триметилсатина…

— …ксантина! — поправил Герман, — наша страна без триметилксантина аммония как без рук…

Михаил, трезвея и завершая чистку своего бушлата, вдруг насторожился.

— А зачем вы это всё мне рассказываете?

— Миша, да что ты, дорогой! Мы не это хотели сказать… Мы в Москве, как бы, проездом… за год поставим реактор и направляемся за следующим… Нас уже в Таганроге ждут. Так что, поживём в твоей квартире годик… с женой…

Восставший из грязи подозрительно покосился на его спутника, теребившего отвислую мочку мясистого уха.

— Да нет же! — в смущении воскликнул Герман, — Вениамин — это мой друг, к тому же мужчина… У него даже своя жена имеется… Красивая…

Владелец лишних квадратных метров презрительно осклабился, что обладателем красивой жены было воспринято как оскорбление. Сутулого вдруг прорвало.

— Довольно, Николаич, унижаться! Не по сану тебе суетиться перед каким-то сторожем!.. Короче, Мишаня, — обиженный разведчик перевёл взор на отставного матроса и, расправив свои хилые плечи, продолжил, — слушай сюда: либо ты заткнёшься и сдашь квартиру моему другу, либо я сейчас набью тебе морду!

В ответ «Мишаня», презрительно выпятил губы и с достоинством произнёс нечто, напоминающее «тпррру!». Затем, покачиваясь из стороны в сторону, стал в позу паралитика, демонстрируя готовность принять вызов.

— Ах вот ты как, тварь! Гера, пошли отсюда! Толку не будет. Плюнь на квартиру, другую снимешь. — И, склонив свою породистую голову к уху товарища, добавил, — Он или действительно алкаш, или… — Вениамин взял многозначительную паузу, после чего решительно выдохнул, — Или наш агент… Поверь, застучит нас матросик, как пить дать застучит!

С этими словами долговязый повернулся и сделал шаг в сторону уличных фонарей. Его приятель задёргался, готовый последовать за ним.