Алексей Анатольевич Евтушенко - Отвези меня домой

пьяными слезами свою жизнь у Егора Хорунжего были. И пусть не всю жизнь, а только последние пару-тройку лет, но сие сути не меняет, поскольку прошлые заслуги человека — это хоть и заслуги, но именно ПРОШЛЫЕ, а человек живёт в настоящем и, если он достаточно честен перед самим собой, то судит о себе по своему сегодняшнему, а не вчерашнему состоянию. А состояние на сегодняшний день было у Егора Петровича Хорунжего, прямо скажем, не ахти какое. Плохое, прямо скажем, было состояние.

Начать с того, что давно и стабильно отсутствовали деньги.

Нет, какие-то деньги время от времени появлялись, но их едва хватало на еду и выпивку, редко — на самую необходимую одежду, а уж о большем можно было только мечтать. Но мечтать хорошо, когда тебе двадцать — двадцать пять лет, после же тридцати нереализованные мечты зачастую превращаются во всевозможные комплексы неполноценности. Впрочем, для каких бы то ни было комплексов у Егора Хорунжего была слишком здоровая психика, но всё равно, когда он видел своих преуспевающих, уверенных в себе ровесников, то невольно сравнивал их жизнь с собственной и с горечью отмечал, что сравнение отнюдь не в его пользу. Разумеется, вокруг было немало и тех, чья жизнь не удалась в гораздо большей степени, чем жизнь Егора. Но зачем равняться на худших, когда есть лучшие?

Равняться, однако, было трудно.

Всё дело в том, что у художника-керамиста Егора Хорунжего напрочь отсутствовала деляческая жилка, которая только и превращает в наше время простого индивидуума в индивидуума преуспевающего. С другой стороны он и не обладал настолько могучим талантом художника, чтобы суметь запереться в башне из слоновой кости и там свободно творить, послав к чертям весь окружающий мир с его суетой и вечной жаждой наживы.

Способности у Егора, несомненно, были. И способности большие. Однако русская природная лень и пресловутые обстоятельства не дали этим способностям развиться в нечто выдающееся, и получилось, что к тридцати пяти годам Егор Хорунжий стал очень хорошим, но всё-таки ремесленником, в потаённом уголке души которого, правда, всё ещё прятался художник.

Он допил водку, закусил огурцом, запил всё пивом и закурил новую сигарету.

Опьянение сделало своё дело.

Глухая тоска наконец-то чудесным образом преобразилась в ожидание чего-то светлого и хорошего, что непременно случится если и не сию же секунду, то уж завтра обязательно. Правда при этом сильно путались остатки мыслей и никак не удавалось сообразить во что же именно должно материально воплотиться это самое светлое и хорошее, но это было уже не важно. Главное, что всё будет хорошо! Ведь пиво пока не кончилось, водка тоже, а тридцать пять лет совсем не тот возраст, когда человек, а тем более художник! уже ничего не может изменить в своей судьбе. Да! Буквально с завтрашнего же дня Егор Петрович Хорунжий, милостивые государи, решительно меняет образ жизни и… берегись судьба-злодейка! Он ещё всем покажет, на что способен!

Егор поднял пьяную голову к ночному небу, словно желая бросить ему вызов, и тут же узрел падающую звезду. Звезда была большая, яркая и падала как-то слишком медленно. «Пусть всё получится!» — успел загадать он, прежде чем сообразил, что звезда падает не куда-нибудь, а непосредственно к нему во двор. А точнее — ему на голову.

— … твою мать!! — заорал перепуганный художник, вскочил и, не помня себя, кинулся бежать со двора.

Однако изрядное количество водки с пивом, принятые в течении вечера внутрь, подвели Егора. Одна нога зацепилась за другую, и он грянулся оземь с крыльца во весь свой стовосьмидесятисемисантиметровый рост.

Глава вторая

Пробуждение было трудным, но необходимым — тело настоятельно требовало посещения туалета. Кое как разлепив глаза, Егор обнаружил себя в доме, лежащим ничком на собственном диване без рубашки и ботинок, но в джинсах и носках.

— Опять нажрался вчера, зараза, — констатировал он и попытался сесть.

Попытка удалась.

Теперь нужно было встать, набросить что-нибудь на плечи, сунуть ноги в старые растоптанные туфли и выйти на воздух, потому что туалет находился во дворе. Впрочем, процедура была привычной и, уже возвращаясь к дому, Егор к собственному удивлению обнаружил, что утро тёплое и солнечное, небо синее, а желудок требует пищи.

Ни хрена себе! — удивился он про себя и даже остановился, поражённый этим открытием. Такого с ним наутро после обильных --">