Maria Belkina - Лишний человек

из головы остатки мыслей, не прошелся неумолимым катком по рабочему расписанию. Хотя, возможно, дело было вовсе не в жаре. Сроду Вера не искала себе оправданий в погодных условиях. И вообще никаких оправданий не искала. Работа есть работа. Берешь и делаешь. Проблема была вовсе не в погоде, и не она одна это понимала, но помалкивала пока. Да и что она могла бы сказать?

В театре было прохладно, даже гулял легкий ветерок. Черт его знает, как это им удается, но вентиляция тут устроена хорошо. Иначе была бы совсем погибель. Впрочем, Дима все равно страдал от жары, шумно отдувался и поминутно вытирал испарину бумажными платочками. На лбу у него оставались крохотные белые клочки, он стряхивал их по подсказке Веры, но они снова приставали к мокрой лысине. Дима — художник-постановщик, свой человек, старый и надежный коллега. Когда-то давно, в самом начале, у них чуть не завязался роман, но юной Верочке хватило ума не осложнять и без того запутанную ситуацию, и она устояла перед искушением. А в сентябре его внучка пойдет в один класс с ее младшим.

— Умойся, — посоветовала Вера. — Воду только похолоднее сделай. И шею намочи.

Дима послушно отправился умываться. Через приоткрытую дверь доносился шум пробуждающегося театра. Скоро закрытие сезона, гала-концерт. Потом какой-то фестиваль и гастроли, тот нашумевший спектакль с Лоэнгрином в перьях. Потом конкурс, и Вере надо будет сидеть в жюри. Потом наконец небольшой перерыв на мелкий ремонт перед новым сезоном — как раз у Димы, в живописном цехе. Но он обещал, что все успеет. А в сентябре премьера. Все идет своим чередом.

— Уф, ну вроде получше стало, — Дима помотал головой, и от него во все стороны полетели брызги, как от мокрого спаниеля. — Хотя все равно… В отпуск надо. Я прямо, знаешь, ни на чем сосредоточиться не могу. Как будто вместо мозгов вата. Я там кое-что вчера набросал, отправил тебе. Ты видела?

— Нет.

— А я ведь тебе написал. Где это… Черт, нет, не написал. Я же говорю — совсем голова не соображает. Ну ладно, сейчас. Вот.

Вера достала очки. Отличный эскиз, все строго по ее указаниям, ничего не упущено. Очень красиво. Но не идет ни в какое сравнение с прежними его работами. Просто старательно расписанный задник. Она постаралась скрыть разочарование. Художника легко обидеть, а Димка всегда воспринимал критику болезненно. С этой его слабостью считались, руководство Димой дорожило. На его эскизах ощущался и шум листвы — без единого дерева на сцене, и упоительный ветер — без всякого ветродуя за кулисами. Он умел распахнуть во всю стену неохватное небо, в которое хочется упасть, и сжать огромное пространство в удушливый каменный мешок, и еще много чего. Но… но не на этот раз.

— Ну что скажешь? Похоже?

— Да, хорошо. Ларинский дом я бы поменяла. Чтобы было так, знаешь, поживее. Такой синий зимний свет в окне. Натоплено в комнатах, натоптано в сенях… Это провинциальная усадьба, старый дом, деревенские соседи. Надо, чтобы был контраст со столичным балом — холодным и торжественным.

— Да я и хотел, чтобы контраст. Я вот тут… Ну ладно, я еще подумаю, — Дима заметно расстроился. — А второй бал как?

— Отлично. В самый раз. Мы тут колонны просто передвинем, да? Здорово придумано.

Придумано было не слишком здорово, довольно банально, но получше, чем все остальное.

— А сад как тебе? Я сначала думал сделать прямо вот тут крыльцо, а потом решил — не надо, пусть будет условность.

— Хорошо, пусть условность. Тут главное настроение передать. Ларинский сад — это такое… Тут тоже эта провинциальность. Они варят варенье, отгоняют мух… Кругом осень. Пахнет опавшей листвой и яблоками. И это, как его… Весь день стоит как бы хрустальный. Понимаешь? Это вообще главное. «Онегин» — это очень осенняя по духу история. Неважно даже, что потом у них там зима… На самом деле для всех это осень, для кого-то — вполне плодоносная, для кого-то — преждевременная, а для кого-то — вместо так и не состоявшегося лета.

— И для Ленского осень? Что же в нем осеннего?

— В Ленском — ничего. Поэтому он не дотянул до финала и отбыл в край вечной весны, по которой тоскует в предсмертной арии. А остальные живут в этой осени, с вареньем, с остывающим солнцем, поредевшей листвой, со сбором немудрящего урожая, последним теплом и первыми заморозками.

— Н-да. То есть это не Онегин тут лишний человек, как мы писали в школьных сочинениях, а Ленский.

— Если угодно. В некотором --">