Дэшил Хэммет - Сочинения в 3-х тт. Том 2

бычья шея, на квадратных мясистых плечах топорщится белая пижама. Одна рука, жилистая, с короткими, толстыми пальцами, лежит поверх одеяла. Глазки круглые, голубые, водянистые. Кажется, они вот-вот выскочат из-под седых кустистых бровей и во что-нибудь вцепятся. Да, этот за себя постоять сумеет.

Едва заметным движением своей круглой как мяч головки он указал мне на стул возле кровати, другим, столь же неуловимым движением выставил из комнаты секретаря и только тогда спросил:

— Что там насчет сына?

Голос хриплый. Слова вырываются не изо рта, а откуда-то из груди, поэтому разобрать, что он говорит, было непросто.

— Я из Сан-Франциско, работаю в детективном агентстве «Континенталь», — представился я. — Несколько дней назад мы получили от вашего сына чек и письмо, где он просил прислать сюда сотрудника. Этот сотрудник — я. Вчера вечером мы договорились с вашим сыном встретиться у него дома. Я пришел в назначенное время, но его не застал. По дороге в гостиницу я узнал, что его убили.

Элихью Уилсон подозрительно уставился на меня и спросил: — Ну и что?

— Когда я пришел, кто-то позвонил по телефону вашей невестке, после чего она ненадолго ушла, вернулась с подозрительно напоминающим кровь пятном на туфле и сказала, чтобы я мужа не ждал. Его убили в десять сорок, а она ушла в десять двадцать и вернулась в пять минут двенадцатого.

Старик оторвал голову от подушки и принялся ругать миссис Уилсон. Как он только ее не обзывал! Наконец он иссяк и взялся за меня.

— Она в тюрьме? — заорал он.

Я сказал, что вряд ли.

По-видимому, это ему не понравилось, ибо он снова разразился самыми отборными ругательствами, на этот раз в мой адрес.

— Так чего же вы, черт побери, ждете? — закончил он свою длинную тираду.

Не будь он таким старым и больным, я бы с удовольствием хорошенько хватил его по спине.

— Улик, — рассмеявшись, ответил я.

— Улик?! Каких еще улик? Ведь вы…

— Не валяйте дурака, — перебил я его. — Зачем ей было его убивать, сами подумайте?

— Затем, что она французская шлюха! — опять завопил он. — Затем, что она…

В дверях появилось испуганное лицо секретаря.

— Пошел вон! — гаркнул старик.

Лицо пропало.

— Она ревнивая? — поспешил спросить я, воспользовавшись тем, что он на мгновение затих. — Кстати, вы напрасно так громко кричите — я, конечно, глуховат, но последнее время принимаю сухие дрожжи и стал слышать значительно лучше.

Старик согнул под одеялом ноги в коленях, положил на них сжатые в кулак руки и выставил на меня свою квадратную челюсть.

— Я стар и болен, — с расстановкой произнес он, — но меня очень подмывает встать и выставить вас отсюда коленом под зад.

Я пропустил его слова мимо ушей и повторил:

— Она ревнивая?

— Ревнивая, — сказал он уже спокойнее. — А также властная, избалованная, недоверчивая, жадная, мелочная, бессовестная, вероломная, себялюбивая — короче, дрянь, ничтожная дрянь.

— А основания для ревности у нее были?

— Хочется верить, что были, — съязвил он. — Я бы очень расстроился, если бы узнал, что мой сын ей ни разу не изменил. Хотя очень может быть, так оно и было. С него станется.

— И все же вы не можете назвать мне причину, из-за которой она могла убить его?

— Не могу назвать причину?! — Он опять завопил. — Я же вам говорю…

— Все, что вы говорите, несерьезно.

Старик откинул одеяло и стал вылезать из постели. Затем передумал, поднял покрасневшее от бешенства лицо и заорал:

— Стэнли!

Дверь открылась, и в щелку заглянул секретарь.

— Выставь-ка отсюда этого ублюдка! — распорядился старик, замахнувшись на меня кулаком.

Секретарь повернулся ко мне.

— Один ты, боюсь, не справишься, — сказал я, покачав головой.

Секретарь нахмурился. Мы были примерно одного возраста. Он был долговязый, на целую голову выше меня, зато фунтов на пятьдесят легче. А мои сто девяносто фунтов состояли не из одного жира. Секретарь занервничал, виновато улыбнулся и ретировался.

— Между прочим, — сказал я старику, — сегодня утром я решил побеседовать с женой вашего сына, но, подходя к ее дому, увидел, как туда входит Макс Тейлер, и счел за лучшее с визитом повременить.

Элихью Уилсон опять сунул ноги под одеяло, тщательно подоткнул его со всех сторон, откинулся на подушку, уставился, прищурившись, на потолок, а затем глубокомысленно заключил:

— Гм, вот оно что…

— Не --">