Сергей Кислицын - Варварина нора

тётки прогремели жуткие звуки, он сразу же представил, что Варвара Семёновна наконец-то споткнулась, упала и померла, ведь на кону трёхкомнатная квартира с видом на городской парк, а значит, и новая счастливая жизнь. Никогда ещё одеревеневший мозг не давал столько красочных образов своему хозяину, – в этот миг жизнь разделилась на "до" и "после". Придя к дому, Генка велел Витьке не паниковать и слушаться его указаний. В случае, если бабка действительно мертва, то всё решится с соблюдением формальных норм, а если же при вскрытии квартиры окажется, что она в здравии, то умертвить её безболезненным способом и выдать убийство за несчастный случай. За содействие и сокрытие улик Витьке был обещан ящик водки и право на жизнь, в случае же саботёрства – верная смерть. Достав из кармана заветный ключик, Генка пустил его в замочную скважину и принялся плавно и методично проворачивать: раз оборот, два оборот, щелчок! В эту секунду их бегающие крысиные глазки заискрились и они, оборачиваясь по сторонам, юркнули в квартиру. Осмотрев комнаты, будущие фигуранты несостоявшегося дела так и не обнаружили Варвару Семёновну. Генка, потупив взгляд, сделал очередной почётный круг, но и во второй раз не увидел свою тётку. Странно, – подумал он. Тётки и след простыл, вещи валяются, будто здесь происходила борьба, и телевизор включен. Словом, данная ситуация поставила их в тупик; ещё минутами ранее они замышляли убийство, а теперь, разводя руками, мечутся из стороны в сторону и не поймут, что делать. Успокоившись, Генка присел на кресло, где сидела Варвара Семёновна, и, взяв в дрожащие руки старый фотоальбом, принялся его листать; с ностальгическим энтузиазмом он рассматривал каждое фото и кое-где находил себя в кругу родственников, а в частности и в обнимку с тёткой. В этом пыльном кресле из жаккардовой обивки серого цвета, Генка ощутил себя дряхлым и брошенным стариком. Отныне он и кресло едины, – полное взаимодействие паразита и хозяина, вот только паразитом здесь является отнюдь не кресло.

Часть III. Раскаянье.

– Господи, прости меня за все грехи мои… Я жалкое насекомое в глазах твоих всевидящих. Смиренный и покорный слуга твой, Геннадий Висяков, Господи. Под десницею твоею, под покровом твоим, Господи, я приношу свою душу во имя твоя, во благо всея созданий твоих. Всем телом своим, душою своею, отдаюсь тебе, Господи, во имя всего святого, помилуй, отче, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь.

Часть IV. Альтаировые псы.

Из ниоткуда начали доноситься тонкие голоски белокурых херувимов; знаменным пением своим они призывали пресвятаго Геннадiя отправиться в царствие небесное чрез толщи неизведанных миров. Он знал, что у него одно предназначение: в пучине тёмной материи отыскать Варвару Семёновну Шмякину и дать ей слово божие. Он – бесстрашный каюр в бескрайних просторах вселенной. Его искрящаяся туника развивается от вольного тёплого ветра; в левой руке его – вожжи, в правой руке его – посох пастырский. Он – посланник небесный, которому суждено разносить слово Господне по всем уголкам мироздания. На великих альтаировых псах Геннадiй проносится сквозь газовые и пылевые туманности. Среди блуждающих комет, среди обломков некогда процветающих миров, ему всё-таки удаётся отыскать дьявольскую червоточину, в которую несправедливо попала Варвара Семёновна. Тремя ударами о ткань невидимую Геннадiй обращается ко ртам аидовым:

– Расступись, море тёмное, я – посланник Господний, пришёл вызволить рабыню Варвару из тысячи зубовий твоих острозаточенных. Кыш, нечисть прочая, кыш, нечисть чёрная, возвращайся обратно в обиталище своё позабытое, Господом отвергнутое!

Геннадiй снова ударил посохом о ткань невидимую, и разверзлась чернь, вздымаясь над пропастью, и раскрошились скалы гранитные, и вышла из тьмы Варвара Семёновна, и крест к губам приложила, и с тех пор несла слово божие, и с тех пор не смотрела телевизора.

--">