Алексей Алексеевич Абрамов - Две цепочки

вдавил палец, – Баааам!!!! Цвинк затрясла в недоумении головой. Бурдюк под шеей так же недовольно заколыхался. Взглядом спросила, – Что? Я не понимаю. Из пасти раздалось рычание. Отец нахмурил брови и грозно произнес, – Говори!

Цвинк размяла рот, пошевелив нижней челюстью старого боксера – тяжеловеса, и произнесла по буквам, – Чъ – ты – о? Взвизгнула, всасывая воздух. Отец повернулся и сказал также по слогам, – Воль – ф – га – анг Ам – ад – эй, – после чего ожидающе посмотрел на дочь. Цвинк съежила лоб из стоптанной, как лапа молодого медвежонка кожи и открыла пасть, – Воооу-уууу, – завыла девочка, силясь произнести имя музыканта. И сколько бы попыток не следовало за первой, все они оканчивались воем.

Отец недовольно нахмурил лоб, похожий на лапу старого много походившего по камням медведя. Подумал, – Еще немного и Цвинк перестанет говорить, как человек. Это расстраивало и угнетало его. – Еще немного, одно – два поколения и будет утерян один из главных человеческих признаков. Возможность общаться, обмениваться информацией. Он горько посмотрел на дочь и взмахом руки отослал ее.

Цвинк довольно рыкнула и умчалась по своим подростковым делам. В пещере опять раздалось, – Бааам!

Тех, кто не может говорить в племени становится все больше. Они отдаляются от тех, кто умеет общаться, и научились обмениваться звуками. Они непонятны для остальных. – О чем они разговаривают? О чем договариваются? – указательный палец попытался попасть по клавише, но опять накрыл несколько.

– Да, тех, кто умеет говорить пока больше. Намного. Надолго ли? – мысли воина очень грустны. Руки, что с малых не расстаются с оружием плохо подходят для игры на рояле. Осознание этого еще больше опечалило его. Один из сильнейших в роду. Безмолвные его побаиваются. Скулят, сбиваясь в стаи. Держатся вместе. Как звери. Отдаляются от племени, предпочитая повизгивать.

– Надо запретить Цвинк играть с ними иначе совсем утратит речь, – решил воин.

В ходах потянуло мокрой свежестью. Сквозняк освежил лицо, а кончик расплющенного носа заломило от холода.

– Заря занимается, – воин выпрямил спину и несколько раз сжал пятерни в кулак. Потом выпрямил. Сделать это до конца не смог. Клешни так и остались клешнями. Выгнул спину. Встал. Сгорбился. Иначе можно задеть влажные сталактиты. Пошел к выходу.

Зал. Здесь он как солдат на плацдарме, которому громко и резко скомандовали – направо, ловко повернул громадный торс и обошел тлеющий сталактит. Из известняка торчат стеклянные лампы, подвески. На концах оголенных проводов тлеют электроглазки, постепенно оплавляя жилу и зарываясь все глубже в камень. От этого камень таинственно светится в темноте. Как сказочный цветок. Хотя раньше был обыкновенной, шикарной люстрой из нефрита. Теперь синий камень покрылся жестким панцирем известки и там, где она тоньше он пробивается голубым глазом. Их несколько. По ним текут мутные слезы воды. Капля падает и впитывается в пол. Сорвалась еще одна и громко шлепнулась об утрамбованный грунт. В эту секунду воин грациозно преодолел последний проем и наполовину вылез из земли.

– Безмолвные. Когда же они отдыхают? Его смутило, что те уже на четвереньках. Они хоть и похожи, но безмолвные все чаще предпочитают передвигаться не на двух лапах, а на всех конечностях. – Временами, но все чаще. Вот и сейчас пара детенышей из помета безмолвных копошились у огромного застекленного входа в стоэтажный небоскреб. Задрал голову.

– Цвинк с ними, – снова нахмурился, но пресечь игру не решился. – Сегодня есть заботы поважнее. Безмолвные урчали. Скалились и тихонько похлопывали тыльными сторонами рук по бокам. Вместе с ними урчит и Цвинк. Бурдюк колышется от удовольствия. Ребячьи руки что – то мнут. В центре компании идет строительство.

Мраг, так звали воина, вылез на свет, что проник сквозь сито небоскребов и рваными квадратами упал на улицы древнего города. – Говорят, когда – то солнце выходило с одной стороны, и пряталось с другой. Так наступала ночь. Сейчас огненный шар неподвижен. Жарит так, что даже задубелая коричневая кожа под подбородком начинает скрипеть, как старый сапог от сухости. Тогда воины берут череп маленькой ящерицы, приспособленный под жир, что вытапливают из коркоделов и густо смазывают лысые головы, лица и шеи. Легче не становится.

– Солнце. Теперь ты всегда над головой. Не всходишь и не заходишь. И только черные тучи раз в сутки так плотно заволакивают --">