Екатерина Алёшина II - Август

городом плыли тучи, низкие, грозовые, но я была словно в иной реальности, будто и не было тринадцати улетевших августов, будто не было у меня другой жизни, потому что я вся была там, в том далеком, благословенном прошлом. Оно властно царило в моей памяти.

Наутро, медленно спускаясь по лестнице, я загадала, что если его в десять не будет, то не стану ждать его ни одной минуты. Но Георгий уже стоял внизу у лестницы, и, увидев меня, быстро стал подниматься наверх. У него были внимательные, заглядывающие прямо в душу глаза.

— Ты ведь не любишь Игоря, правда? Ну, скажи мне — не любишь?..

Я растерялась.

— Не знаю

— Ты эту любовь придумала, начиталась романов и решила, что у тебя будет так же, да?

— Может быть.

Какое-то время он шел молча, потом сказал, искренне и серьезно:

— Мы с матерью и сестрой завтра вечером уезжаем. Мы живем далеко от вас, в Ленинграде, я знаю, что ничего не могу тебе предложить, потому что мне всего 18, я еще студент, никто, и завишу от родителей. Я только хочу спросить тебя: "А мне ты могла бы писать?"

— Писать и ждать?

Георгий развернул меня к себе лицом.

— Если сможешь, ждать.

— Мы с тобою встретились в неудобном месте, на курорте, и через день расстанемся, ты меня забудешь.

Он крепко сжал мою руку.

— У меня были девушки, но я никогда ничего подобного с ними не чувствовал, и никогда никого не просил меня ждать. Не выходи за Игоря замуж, ты его не любишь.

В его словах звучала такая страстная мужская сила, во что бы то ни стало желавшая оторвать меня от другого, что на мгновение от его напора я содрогнулась. Но именно эта внутренняя сила и притягивала к нему.

Мы прошли шумный город и вошли на территорию старого парка. Взявшись за руки, шли неспешно, и Георгий рассказывал о своем журфаке, о том, что вокруг него много разных девушек, и есть даже очень красивые, но вот такого, когда просто мир переворачивается, у него не было никогда. Вдруг ласково где-то в ветвях запела иволга. И было тихо вокруг и почти безлюдно. И теплое радостное чувство любви к нему неожиданно заполнило сердце. Он мгновенно откликнулся и в ответном порыве крепко обнял меня.

— Ты меня не забудешь, нет.

И отчего-то стало так больно, что хотелось расплакаться. Но чуть погодя, взяв себя в руки, я ответила:

— Ты напиши мне первый.

Он стал ощупывать карманы.

— У меня ни ручки, ни карандаша. Пойдем куда-нибудь в кафе, выпьем кофе, а заодно попросим ручку.

Мы съели по эклеру с кофе, и Георгий на выпрошенном листочке бумаги написал мой адрес и положил его в карман светло-голубой рубашки. Времени мы не замечали — день, теплый, безветренный, тек неспешно, как тихая деревенская речка.

— Милая, родная, — горячо шептал он, перебирая мои волосы, — если бы ты знала, как не хочу я сейчас уезжать.

И моя голова невольно клонилась к его плечу, но уже через несколько секунд я вспоминала, что завтра мы с ним расстанемся и, быть может, расстанемся навсегда, и тогда я тихонько от него отодвигалась.

Ласково пела иволга, умолкая на время и опять просыпаясь, и казалось, что у этого сказочного дня не будет конца. Но мне нужно было появиться в санатории. Георгий проводил меня до ворот, где нас увидела девушка, жившая со мной в одной комнате.

— Какой красавец! Как ты думаешь, зачем ты ему нужна? — спросила она между прочим за обедом.

Он и так мне казался необыкновенным, и я не могла понять, что он во мне особенного нашел, а тут еще такой укол, что безмерно усилило мои сомнения и неуверенность.

Словно острая игла, вошел этот вопрос в мое комплексующее сознание; и после обеда, когда мы вновь встретились, эта мысль уже не давала мне покоя. Остановившись у камня, где мы познакомились, я его спросила:

— Почему ты выбрал меня, а не вот ту, например, красивую девушку, которая только что мимо нас прошла?

Навстречу нам попались три девушки, и одна из них была очень красивой.

Он взглянул на меня с удивлением, оглянулся на прошедших девушек и пожал плечами.

— Она ничего, но ты лучше.

Но сомнений моих он не развеял.

— А я думаю, что если бы с тобой была такая красавица, то ты обо мне забыл бы.

— Вот дурашка…

Это слово у него прозвучало так ласково. Он хотел обнять меня, но я резко отступила в сторону, и тогда, словно что-то поняв, он спросил:

— А хочешь, я ее уведу на твоих глазах и снова вернусь к тебе?

Я засмеялась.

— Да ты хвастун.

— Я — хвастун?!

Он был уже не на --">