Роман Александрович Чернявский - Желчь

выдавил из себя: – Помогии…

Я попытался раздвинуть кресла, но это было бесполезно. Тогда, взяв обломок, который пару минут назад служил мне дубиной, я решил использовать его как рычаг, чтобы разжать кресла. Получилось.

Мы сидели на песке рядом с обломками и молчали.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Баако, – дрожащим голосом ответил он.

Я протянул ему бутылку с водой. Жадно выпив все, что в ней было, уже более спокойным голосом он сказал:

– А как твое имя?

– Алексей. Надеждин Алексей.

Солнце медленно и неохотно заползало за огромные цвета желчи барханы. Тишина. Слышно только, как ветер гоняет крупинки песка.

Еще немного посидев, мы пришли к выводу, что надо обустроиться и ждать помощи, рано или поздно за нами придут, ведь должны же пилоты были сообщить обо всем во время падения.

За нами придут. Мне хотелось быть в этом уверенным.

Для начала я решил перевязать свои ладони, с которых еще немного, но все же сочилась кровь. Мы начали вскрывать чемоданы. Первую же футболку я разрезал об обломок фюзеляжа и пустил на бинты.

Ночевать в остатках самолета не было желания ни у меня, ни у моего нового знакомого. Все тряпки из чемоданов уже лежали в куче, и я приступил к постройке чего-то наподобие шатра из чужих футболок, штанов, кофт и одеял, которые мы нашли в остатках от комнаты стюардесс. Вместо кроватей мы решили использовать обломки кресел.

Нужен был костер. Большой костер. Это был шанс выбраться отсюда, если его заметят.

Порывшись в карманах у своих бывших попутчиков, я нашел зажигалку. Пока я пытался разжечь костер из кресел и тряпок, Баако искал еду в обломках.

И какой черт меня дернул согласиться на идиотское предложение моего брата? Надо было сказать, чтобы сам прилетал, я же по натуре домосед, как я мог согласиться? – спрашивал я сам себя. Костер горел.

Господи, помоги нам. Лишь бы уже завтра за нами прилетели и забрали. Не может же без следа исчезнуть самолет. Я понимал, что рано или поздно за нами должны прилететь, но лучше рано, домой попасть мне хотелось живым. Господи.

А хотя… Какой Господь, разве если бы он был, он позволил бы стольким людям погибнуть? Я сидел, а рядом со мной лежала сотня мертвых людей: взрослые, дети. В таких ситуациях, как сейчас, не бывает атеистов, но с каждой минутой тут я все больше и больше понимал, что никого над нами нет.

Пришел Баако и прервал мои размышления.

– На, поешь, – сказал он, – и вот еще, держи. – Он протянул мне блокнот.

– Зачем?

– Подумал… может, пригодится.

Баако был студентом, летевшим домой после окончания медуниверситета в одном из провинциальных городков. Он был единственным ребенком в семье. Мать умерла при родах. Я помню его в момент посадки, это был коротко стриженный молодой человек с довольным-довольным лицом, на котором не было ни одной морщины, в голубой клетчатой рубашке, джинсовых бриджах и очках. Он прошел мимо меня и занял свое место.

Сейчас он в той же одежде, но вот лицо… Лицо поменялось. Он потерял очки. Глаза его наполовину были наполнены ужасом, наполовину скорбью. На его лице выступили морщины.

– Нас обязательно найдут, – чуть ли не шепотом сказал он.

– Да, обязательно.

Я попытался записать что-то в блокнот, но у меня не было сил, и вскоре мы легли спать.

День второй.

Пекло. Просто пекло.

Когда я встал, Баако что-то закапывал в песок.

– Что, решил могилу себе заранее выкопать? – по выражению его лица я понял, что шутка не удалась.

– Нет, решил закопать оставшуюся еду, как ты воду.

– Кстати о воде, – я пошел к нашему песочному холодильнику и раскопал его.

– Твою мать!

– Что случилось? – спросил Баако.

– Сколько мы вчера с тобой выпили воды?

– Четыре бутылки, две ты и две я.

– Нет, мой друг. Пять. Еще одну бутылку выпил я, до того момента как ты пришел в сознание, – сказал я, делая увесистые паузы между предложениями. На секунду у меня проскочила мысль. Если бы не Бак, с этим запасом воды я мог бы протянуть чуть дольше до приезда помощи, но я мгновенно прогнал ее.

– И сколько у нас осталось?

– Шесть, то есть по полтора литра на человека.