Николай Иванович Сладков , Иван Александрович (2) Кириллов - Под каменным небом. В глубинах пещер. Том IV

двое пройдут шутя.

Мы быстро шагаем к выходу. Мы строим планы новых походов.

— Не трусь! — выкрикивает мой друг. — Видишь, я впереди!

БАБОЧКИ ПОД ЗЕМЛЕЙ

В глубь обрыва ушла штольня Когда-то тут брали для стройки песок. В глубине штольня разветвилась на лазы, проходы и тупики как рука с растопыренными пальцами.

Мы протиснулись в узкий лаз, осыпая плечами песок.

Хозяевами заброшенной штольни были теперь летучие мыши, мухи да комары.

Летучие мыши лежали и висели в темных углублениях стен. Ушаны прятали свои огромные уши в складках кожистых крыльев. А кожаны и ночницы, когда их гладили по шелковистой спине, сердито пищали и скалили зубы.

Мухи зимовали стаями, усыпав ровные стены. Так же зимовали и длинноногие тощие комары. А в темных про-ходах, где бахромой закудрявился иней, спали бабочки-совки.

Когда мы увидели их, мы забыли мышей, комаров и мух!

Бабочки сидели и так и сяк. Крылышки у всех шала-шиком, а два усика как два папоротниковых листка. Но это еще не все. На крылышках у них капли воды, большущие — с горошину! — росинки: вспыхивают, дрожат, переливаются.

Чиркнешь спичку — и сразу фейерверк!

Спичкой качнешь — на стенах брызги огня!

Звездочки зеленые, алые, синие. Черточки, искорки, стрелки!

НЕДОТРОГИ

По тесной каменной трубе вполз я в широкую полость. С трудом разогнул замлевшую спину, сел на ледяную тумбу и зажег фонарь. Да так и остался сидеть как примороженный!

Колыхнулась черная пустота и поднялись белые цветы. Белее снега, нежнее инея, тоньше паутины. Такие, что страшно шагнуть, страшно задеть, страшно громко сказать! Не все под землей только каменно, угловато и грубо. Не все грязные лазы, узкие коридоры, заляпанные глиняной жижей. Вот передо мной чистое, тонкое, зыбкое! Смотрю растерянно и даже испуганно. И родится ж такое среди грязи и мрака!

Говорят, что нет ничего нежнее живых цветов. Цветы закрываются от капли дождя, цветы тускнеют, если их сорвать. А мимоза даже складывает листики, если их чуть коснуться рукой.

Но вот я вижу кое-что понежнее живых цветов — это цветы мертвые, ледяные. Цветы глубоких, темных, холодных пещер.

Нечего и пытаться их сорвать — они рассыплются в прах, обратятся в легкое облачко ледяной пыли. Нельзя их и тронуть рукой. Нельзя даже к ним склониться, чтобы получше их разглядеть: они тают от теплого дыхания! Они вянут от тепла протянутых рук. Оплывают просто от того, что я сижу с ними рядом. Гибнут от тепла тела, как от жар-кого солнца!

Цветы вечной темноты, выросли они не для глаз, не для рук. Родились по каким-то своим подземным законам. Они непонятны, как непонятны ослепительные краски, скрытые в черной глубине океана. Кого они радуют там и кому они нужны, если никто их не может увидеть? Яркость живых цветов привлекает бабочек и пчел: они опыляют цветы. Но кому нужна красота в глубине океана, где все утонуло во мгле? Или в пещере, где живут слепые мокрицы и черви? Я лишний тут, не желая гублю, порчу не прикасаясь, убиваю чуть дыша!

Пора уходить. Но мне не встать! Может, я и впрямь очарован, застыл и остолбенел? Даже бросило в жар! И сейчас же на ближайших кристаллах от этого набухли капли воды!

Нет, так нельзя. Надо спокойно. Ага, я просто примерз к ледяной тумбе. Со скрежетом отдираю брезентовые штаны ото льда и снова втискиваюсь в тесную щель. Подальше, подальше от нежных подземных цветов, от этих ледяных недотрог!

ХРУСТАЛЬНЫЙ ПОГРЕБОК

Редко-редко, когда уж очень повезет, находят под землей хрустальные погреба. Сам я никогда их не видел. Но кто видел, тот не удержится, чтоб не рассказать другим. Рассказывали о погребках и мне.

«Погребок» — это закрытая полость без входа и выхода, которая образовалась в изверженной вулканом породе — --">