Виктор Васильевич Смирнов - Дорога к «Черным идолам»

костюм, в текстолитовой каске, вышел вслед за Ниной на крыльцо.

По выбитой в пожухлой траве тропинке они прошли к небольшой конусообразной будке, скрывавшей вход в шахтный ствол. Бригадир открыл тяжелые створы ляды ^[1]. № Из темного зева пахнуло плесенью, подземным теплом и пороховой гарью.

— Ты погоди, дочка, наверху-ту, — сказал Пролыгин и, кряхтя, полез вниз по шаткой лесенке.

Из квадратного провала глядела глухая подземная ночь. Поскрипывала где-то внизу лестница, да чуть слышно шумела вода.

Девушка ощутила прикосновение беды. Ей стало страшно. Пролыгин исчез, его словно поглотила земля.

«Нет, нет, ничего не может случиться», — успокоила себя Нина. Она была в том возрасте, когда сердце открыто людям и мир кажется невыразимо прекрасным, сотканным из добра и счастья.

Но как только исцарапанное, грязное лицо Пролыгина показалось из люка, девушка поняла, что несчастье все же произошло.

— Пойду народ звать, — сказал бригадир, задыхаясь от крутого подъема. — А ты к радисту беги. Скажи, старателей завалило в штреке. Вода поднялась, к завалу не пробраться, насос нужен. Пусть передаст в райцентр.

— Да живы ли они? — крикнула Нина.

— Живы-ту или не живы, спасать надо, — сказал бригадир.

Она помчалась к радиостанции, стуча сапожками по твердой, схваченной морозцем земле. Под этой зимней скалистой коркой, в неведомой глубине задыхались люди! Они барахтались в холодной воде, среди вечной тьмы, ища дорогу к людям. А может… а может. Нет!

Над поселком, заполняя весь распадок, поднимаясь к вершинам гольцов, плыли тугие удары о рельс. Пролыгин сзывал народ.

Было уже совсем темно, только гольцы светились матово, как сахарные головы. Поселковый радист, хромой долговязый человек со странной фамилией Шепеляка, припадая на ногу, сам вышел навстречу девушке. Он жевал на ходу.

— Чего там, красавица, в рельсу бьют? — спросил он.

Нина взглянула на жующего радиста. Худое, скрытое сумерками лицо показалось ей ненавистным. Как он может оставаться спокойным!

Она на одном выдохе выпалила все, что наказал передать бригадир. Радист засуетился. Бросился во двор, где стоял в дощатом сарайчике движок, питавший энергией передатчик. Движок затарахтел, заглушил тревожный набат. В избе, где помещалась рация, вспыхнул яркий свет.

Шепеляка уселся перед рацией, неоновый глазок светился над ним, гудел, как жук, умформер. Длинные, тонкие пальцы повернули верньер.

Нина следила за его уверенными движениями. Эх, если бы она была не восемнадцатилетней, ничего не умеющей, ничего не знающей девчонкой, а взрослым, уверенным в себе мужчиной, как бригадир Коротков или этот радист! Не гоняла бы на побегушках, а вгрызалась с кайлой в руках в скалу, пробивала путь к старателям…

Она с болью ощущала свою беспомощность и никчемность.

— Бесполезно все равно! — сказал радист, повернув к ней бледное узкое лицо. — От Чурыма до нас пять суток пути. Не успеют. Бесполезно! Так?

— А самолеты? — крикнула Нина.

— Ну, легкий самолет, может, и сядет, — ответил радист. — А как он насос довезет? Одна дизельная станция — полторы тонны. Так? Понимать надо, красавица. А вертолеты к нам и вовсе не летают: высоко, воздух жидкий.

Он отвернулся и, ссутулив острые плечи, застучал ключом. Нина стиснула пальцы, ждала. Ключ рассыпал дробь. Точки и тире неслись над горами.

— Ну, сколько они продержатся? — спросил Шепеляка. Рука его дергалась, как у контуженого, и даже голова тряслась. — Ну, сколько? Ну, трое суток пусть. А до нас за пять суток доехать — дай бог.

— Да замолчите! — сказала Нина. — Замолчите!

— Эх, милая, — сказал радист. — Я ли не понимаю. Да я сам первый кайлу возьму — ребят спасать. Так?

Он бросил ключ, и тут же комната наполнилась тонким писком. Чурым отвечал. Шепеляка взялся за карандаш. Лоб его покрылся испариной. Он едва поспевал за районным радистом.

Наконец Шепеляка отбросил в сторону карандаш.

— Вот повезло так повезло! — сказал он торжествующе. — Машина с насосом уже в пути. Случайно выехала на прииск Дражный. Гляди, гляди!

Привстав, он ткнул пальцем в карту, висевшую над его столом.

— Гляди, дорога на Дражный проходит тут — так? Сто пятьдесят километров от поселка, так? Они вышлют --">