Валерий Лозинский - Заколдованная усадьба

праздник,- всегда в сенях и у входа толпился народ, людно и шумно было в самой корчме и в задней комнатушке.

Горбатый Органист, бог весть откуда получивший свое столь неуместное прозвище, умел с помощью бог весть какой неведомой силы привлекать в корчму людей, располагал к себе друзей и благодетелей, редкостной служил для всех приманкой.

Ни один колесник, засольщик, дегтярь и вообще ни один возчик из окрестных деревень не мог проехать мимо рычиховской корчмы, не задержавшись около ее ворот хотя бы на минутку и не перекинувшись словцом с ее арендатором.

Горбатый Органист, всегда готовый к услугам, ни на час не покидал своего дома, и в любую пору дня и ночи его можно было застать в корчме, всегда готового почесать язык, а главное, в неизменно отличном расположении духа.

И всякий, кто пускался с ним в долгий разговор, начинал постепенно догадываться, почему рычиховская корчма, не отличаясь от других подобных заведений ни мерой отпускаемых напитков, ни качеством их, ни ценой, повсеместно пользовалась такой громкой славой и имела такой успех.

Горбатый Органист, помимо водки, пива, меда и тому подобных напитков, торговал еще и другим, высшего порядка «спиритусом», что, видно, приносило ему наибольший барыш; корчмарь обладал живым и острым умом, а главное, всегда пользовался им к месту.

Беда всех остроумных людей в том, что, обладая способностью легко приобретать друзей и почитателей, они вместе с тем неизмеримо легче наживают противников и врагов.

Наш Органист был редким исключением из этого правила. Шутливым обращением он ежедневно умножал число своих друзей и никогда ни у кого не возбуждал ненависти. Ибо никто другой не умел так искусно, как он, в мгновение ока приспособиться к нраву и настроению того, с кем разговаривал.

Горбатый Органист иначе шутил с мужиком, иначе с проезжим мещанином или шляхтичем однодворцем, иначе с конторщиком из имения или поповной, которая спешит на свадьбу или на храмовой праздник. Он всех и каждого умел заставить хохотать до упаду, и хоть частенько у него вырывалось колкое словцо, относилось оно всегда к кому-то из отсутствующих. Хитрый еврей как огня боялся говорить колкости в глаза и чутьем улавливал, о чем и где надо промолчать. Когда ему случалось сиживать среди крестьян, он рассказывал им чудеса о славном Иване, неистощимом на выдумки герое народных сказок, который сыграл столько забавных шуток с жидом, так ловко выпутывался из всех затруднений и хитро загонял своих преследователей в сети, расставленные ему самому.

К мелкопоместному шляхтичу, который спешил на заседание суда, Органист подъезжал с другой стороны. Он приводил ему различные курьезные случаи из практики последних сеймиков, рассказывал об известных в околице рубаках и дебоширах, о забавных ухищрениях какого-нибудь сутяги и заключал свой рассказ любопытным анекдотом из судебной практики.

Когда, по дороге в соседнее село на ярмарку, в корчму заглядывали мещане из ближних местечек, Органист задавал совсем иной тон беседе. При старомястовских овцеводах он насмехался над старосольскими сапожниками, при радымнецких канатчиках вышучивал крукеницких скорняков, при дрогобычских луковщиках рассказывал несусветные вещи о комарненских садовниках и наоборот, однако и те и другие веселились от души и ни за что на свете не упустили бы возможности наведаться к Органисту на обратном пути.

Для проезжих конторщиков был у Органиста запас анекдотов о чудачествах местных господ, господ же он потешал рассказами о ловких кражах и мошенничестве конторщиков, словом, всех он забавлял отменно и всех по-разному.

Узнав с этой стороны горбатого Органиста, легче себе представить, чему была обязана его корчма своим блистательным успехом.

Однако пора уже нам и внутрь заглянуть. Шум в корчме стоит неслыханный. На праздничную послеполуденную беседу сошлась «У Органиста» вся рычиховская громада и сразу заняла главный стол, который тянулся от стойки у двери до противоположной стены.

Во главе стола с надлежащим достоинством расположился, разумеется, войт, за ним, согласно возрасту и достатку, расселись именитые хозяева.

Горбатый Органист в заломленной набекрень ермолке, со своей неизменной добродушно-насмешливой улыбкой на губах, снует по комнате и

--">