Фридеберт Туглас - Золотой обруч

крупного культурного, студенческого центра Эстонии, переживающего подъем идейной и художественной жизни в канун первой русской революции. Повсюду проходят собрания самодеятельных школьных и студенческих кружков. Растет движение национального протеста против царизма. Возникают подпольные марксистские организации, на улицах Тарту появляются листовки, призывающие к революции.

В 1904 году Туглас примыкает к РСДРП и участвует в подпольной работе. Он пишет рассказы и становится активным деятелем литературной полуконспиративной организации «Молодая Эстония» — «Ноор-Ээсти», которая являлась в то время прогрессивным демократическим объединением. За антиправительственные взгляды и революционную работу молодого писателя исключают из городской школы. Туглас сотрудничает в прогрессивных газетах, выступает на рабочих митингах. В разгар революции в декабре 1905 года писатель вместе со многими другими «бунтовщиками» схвачен полицией и брошен в тюрьму, откуда был освобожден лишь по счастливой случайности. Полицейские преследования вынуждают его скрывайся. С 1909 года он политический эмигрант и живет в Хельсинки, Париже, Мюнхене, Женеве, ездит в Испанию, Италию, Бельгию, лишь изредка тайно навещая родину.

После Февральской революции 1917 года Туглас возвращается в Эстонию.

Жизнь писателя — в его книгах. Однако без знания некоторых решающих моментов его биографии мы прочтем эту жизнь неполно.

В настоящем издании собран ряд произведений Ф. Тугласа в малом жанре, написанных им за период с 1904 по 1957 год.

Ранние новеллы писателя полны предчувствия социальных перемен. Молодой Туглас всем сердцем слушает революцию, он пишет мятежные антиправительственные листовки, переводит на эстонский язык «Смело, товарищи, в ногу». В 1906 году выходит в свет рассказ «Душевой надел», где прозаик рисует отчаянное положение эстонского крестьянства, раздавленного нуждой, болезнями, бесчеловечной эксплуатацией. Эта новелла является одним из самых значительных произведений молодого Тугласа.

Критический пафос новеллы сочетается с его точной классовой направленностью. Только революция, свержение существующего строя, передача земли крестьянам способны восстановить социальную справедливость в деревне. Утопические, либеральные мечтания молодого учителя Реммельгаса, который уповает на просвещение, на развитие культуры и образования среди голодных, нищих арендаторов и батраков, рушатся, как только он ближе соприкасается с сельским бытом.

В финале герои новеллы — интеллигент и крестьянин — встречаются в тюрьме. Последний получает наконец свой «душевой надел», о котором грезил всю жизнь, — «семь футов в длину, четыре в ширину», куда бросали «по трое в одну могилу». Учитель-«бунтовщик» выслан на север. Но не унынием веет от этого финала. Весь строй рассказа утверждает необходимость классовых сражений, как бы ни были тяжелы временные жертвы и поражения.

«Душевой надел» интересен для нас не только своим социальным звучанием, но и как примечательный для раннего Тугласа опыт реалистического, точного письма. Стиль новеллы отличают короткая, скупая фраза, выразительный пейзаж, оттеняющий психологическое состояние героев, мастерски отобранные детали, раскрывающие драматизм повествования. Иногда стиль Тугласа производит впечатление нарочитого аскетизма, некоторой сухости, однако не будем забывать, что мы рассматриваем сейчас творческую юность художника, когда он еще только искал свою манеру и рядом с лаконизмом «Душевого надела» вдруг расцветали пышные, несколько выспренние периоды его романтических новелл и сказок.

Эстонский литературовед Лембит Реммельгас отмечает, что «ранний период творчества Тугласа представляет весьма пеструю картину: в его произведениях скрещиваются влияния множества течений и стилей, отражаются подсознательные искания своей манеры и подражания чужим художественным принципам. Тут имеются и элементы идеалистической романтики и грубого натурализма, имеется тут и влияние критического реализма… Тут берут свое начало новый пафосный романтизм и высокопарная патетика».

Еще определенней свидетельство самого писателя:

«Я тогда колебался между двумя крайними направлениями. Романтические прообразы эпохи пробуждения стали, правда, уже окончательно тускнеть, и реализм рубежа веков стал утверждаться… Но, с другой стороны, еще неосознанные тенденции толкали --">