Василий Яковлевич Пирогов , Игорь Константинович Ланъярд - Автобиография Пирогова Василия Яковлевича. Мемуары сквозь годы войны

в город Кишинёв, где с полмесяца находились в тюрьме за железными воротами. Три раза приносила передачу моя знакомая девушка, хотя передавать строго запрещали. А когда шли по дороге, да некоторые старались передать, за что получали прикладом в спину или по голове, а одна даже упала, но всё равно успела – передала. Но её передачу жандармы отобрали и сами сожрали. Через полмесяца нас погнали в Румынию в концлагерь в городе Яссы. Потом лагерь в городе Васлуй. Здесь нас морили, вши, как бомбы, бегали по койкам и по всему, свирепствовала дизентерия. Каждый день, утром и вечером в арбе (колёсная повозка) увозили мёртвых военнопленных на паре быков. Быки здоровые были, каждый рог – метровый, я таких больше нигде не видал. Правда, в Бессарабии видел, но у тех рога меньше, сантиметров по 50-60 были, синего цвету.

В этом лагере мне по спине ударили черпаком за котелок чаю, но ребята меня скрыли, иначе мне дали б раз десяток по хребту. Я чаю хотел, а мне три дня не доставалось. На четвёртый день стояло впереди меня человек девять или десять, а чаю уже опять мало – я и решил посамовольничать. И получил за это по позвоночнику. Удар был крепким, но черпак не согнулся.

Наше правительство узнали, что нас вши заедают и обратились к их правительству с протестом, что такое свинство творится в лагерях. И они стали в печках жарить бельё со вшами. Бельё всё так пережарили, что оно распалось (от жара), а вши по койкам ползают. Они давай и одежду жарить, и она распалась, а вши всё господствуют по всему лагерю. У пленных вся одежда износилась, а вши всё живут. Что делать? Стали одевать они нас в свои костюмы для военнопленных – во всю спину круг (чтобы попадать при стрельбе удобнее было) и перевели в новый и последний для нас лагерь на станции Слободзея, и за полтора года первый раз вымыли в бане. И одели всё вышеуказанное и только тогда избавились от вшей.

7. Работа в плену

Из этого лагеря стали нас гонять на работу, а работа была такая – сеяли рис. Утром ещё лёд сантиметра два, а нас раздевали и загоняли мутить воду, а сразу за нами шли сеяли рис. Работа для недоедавших людей чуть не смертельная, а у многих и жизнь унесла. Тысячи наших военнопленных покоятся на румынской земле. У одного фермера-богача весной 1943 года стало заливать ферму молодняка. Разбушевалась река Дунай и вышла из берегов. Он пришёл в лагерь, набрал пленных спасать телят. Вначале строили дамбы – всё прорывало. Потом телят стали отправлять в безопасное место, а нас всё там оставлял. Вода с каждым днём всё прибывает. Утром стала уже вода заливаться к нам в барак. На второе утро уже чуть не на нары заливается, мы – на чердак. Она к чердаку подвигается. А метрах в ста от этого высокая горка и на ней метра четыре скирда навоза. Мы перебрались на эту горку и наблюдали, как затопляло фермы и дом – всё затопило. Осталась только чуть горка, да мы на навозе. Штук десять прибежало к нам зайцев. Всех переловили и съели. Две ночи ночевали на навозе. Вода затопила всю горку и поднялась метра два на навозе, а что думали обитатели, догадайтесь сами. Никак уже не опишешь – смерть в живом виде по волнам.

Вода до верха не дошла тридцать сантиметров, как услышали гул моторной лодки. Как будто опасность миновала, да нет ещё, она осталась. Погрузились, выехали. И что только ни несла эта вода: лёд, крыши, брёвна. Волны заливают лодку; вычерпывать всё чуть успевали. Приехали на берег до ниточки мокрые, а ночевать закрыли в конюшню. Пришлось ночь дрогнуть. Описать легко, а плыли оттуда с двух часов дня до десяти часов вечера. Опять-таки смерть меня миновала.

Из этого лагеря у нас трое убежали. Но до этого было объявлено: «Кто поймает или увидит и докажет про убежавших пленных, тот получит большую сумму денег (лей)». Но всё-таки их поймали. Суд был прямо в лагере. Всем троим по 25 плетей по голой заднице. Главаря ударял офицер, на утро тот скончался. Других двоих били легко, и они остались живы, но с полмесяца болели.

Нас били всяко, что попадёт под руку. Но ещё и несладко показали образ жизни с одной семьёй евреев. Их было четверо: отец, мать (обоим годов под сорок), дочь, ей около двадцати, сын около шестнадцати лет. Они их всех раздели догола и поставили рядом в линейку, а --">