Алишер Навои - Лейли и Меджнун

— станет кровью молоко.

Украдкой тянется к огню дитя,

Любовным пламенем его сочтя,

И так как ноги по земле не шли,

Он ползать начал с первых дней в пыли.

Страданье было неразлучно с ним

И вырастило мальчика больным.

Когда грудным младенцем плакал он,

Всем чудился тоски великой стон.

Когда слова произносить привык,

Резцу он уподобил свой язык.

Когда беседовать он стал с людьми,

Казались мудрецы пред ним детьми.

Манило всех горение в очах

И радость вдохновения в речах.

Он душу покорял, он увлекал,

В живую плоть он слово облекал,

Из уст прекрасных вылетев едва,

В сердца людские падали слова!

Услышали об этом чуде все,

Узреть его мечтали люди все,

И толпами со всех сторон текли,

И, глядя, наглядеться не могли.

Того привел в смятенье лик его,

Другому в сердце ум проник его.

Он был мечтой, любимцем бедняков,

И сто красноречивых стариков

Немыми станут, уст не разомкнут,

Когда рассказывать о нем начнут!

Родителям он дорог был равно, —

Два сердца, полюбившие одно.

И, поражаясь чаду своему,

Его словам чудесным и уму,

Сказали так: «Да минет горе нас,

Пусть мальчика дурной не сглазит глаз!

В шелка заботы кутая дитя,

Окурим дикой рутою дитя!»^[1]

Когда вступил он в пятую весну,

Решил отец: «Учить его начну».

И, не теряя времени, велел —

Среди родного племени велел —

Учителя для мальчика найти,

Наставника, вожатого в пути,

Чтоб милый Кайс достойным сыном был,

Великих знаний властелином был,

Чтоб в чуждых землях край прославил свой,

Чтоб с поднятой ходил он головой…

* * *

И я, наставник, знанием влеком!

Сам разум у тебя — учеником.

Скорей листок ребенку в руки дай,

А мне урок любви науки дай!

ГЛАВА II

О том, как Кайс начал учиться в школе, увидел красоту Лейли и занозы любви вонзились в его сердце

Тот, кто уроки мне давал не раз

В науке слова, так повел рассказ:

Для Кайса начали искать вокруг

Наставника и знатока наук.

В той местности наставник славен был,

По нраву ангелам он равен был.

Учил детей он племени всего:

Не знал отрадней бремени сего.

Звезда наук, он был земле не чужд,

Открыл он сердце для народных нужд.

Высокий саном, был он к лести глух,

Превыше сана был высокий дух!

Был гнев его горячим, жестким был, —

В его руках и камень воском был!

Был гнев самумом, — не губил он роз,

Из племени былинки не унес.

Вкусивший светлый хлеб его щедрот,

Лепешкой жалкой солнце назовет!

Конюшней старой пред его страной

Казался беспредельный мрак ночной.

Родимый кров от недругов храня,

Он был сильнее ветра и огня.

От всех печалей мира и невзгод,

Как крепость, ограждал он свой народ.

Жемчужинами был мудрец богат,

Но лишь одною восхищался взгляд.

Взрастил он много роз в своем саду,

Но лишь одной ценил он красоту,

Светильником гордился лишь одним, —

Как искра, тлело солнце рядом с ним!

В его дому была свеча одна,

Как в небесах всегда одна луна,

Но та свеча была такой луной,

Перед которой слепнет глаз дурной.

Нет, не свеча, а кипарис блестит,

Которому завидует самшит!

Нет, не луна, а счастья звездный дар,

Не звездный дар, а солнца грозный жар!

Кто губы разгадает, кто поймет?

По цвету — финики, по вкусу — мед.

Ланитам кто сравненье дать готов?

То — луны под завесой облаков.

Как солнце — лик ее в ночи волос,

Ночное небо солнцем обожглось!

О ночь! Лейли! Мы смотрим на тебя, ^[2]

Рассвета блеск забыв и разлюбя.

--">