Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири - Макамы

городе, по названию которого она обычно и именуется. Место действия в макаме — чаще всего рынок, мечеть, дом судьи, просто уличный перекресток — словом, место, где много народу. Повествование ведется от первого лица. Рассказчик — один во всем цикле макам. Обычно это купец, который, странствуя по городам, встречает главного героя, каждый раз выступающего в новом обличье; иногда рассказчик и сам становится жертвой проделок плута. По речи, по манерам рассказчик узнает проходимца и, уединившись с ним, укоряет его. Тот обычно отвечает, остроумным изречением или стихотворением, сложенным экспромтом, и покидает назойливого моралиста, чтобы встретиться с ним снова уже в следующей макаме.

Герой макам аль-Харири и его проделки, сама сюжетная основа цикла — странствия героя в поисках пропитания — все это отразило характерные черты эпохи, в которой создавались макамы. XI—XII века — это время упадка и распада Багдадского халифата. Власть халифа была номинальной, он сохранял авторитет лишь в делах религии. Власть на местах также была неустойчивой, переходила из рук в руки. На дорогах хозяйничали разбойники, которые нападали даже на Багдад. Положение осложнялось бесконечными религиозными распрями. Огромный вред экономике наносили войны между феодальными властителями отдельных областей. Феллахи покидали свои поля, становились бродягами и разбойниками. Многие гибли от голода и эпидемий. В поисках пропитания нищие бродили по городам, сложилось даже нечто вроде корпорации нищих, бродяг, фокусников и т. п., которые называли себя «детьми Сасана» (о происхождении названия см. примеч. 5 к макаме 30). Они выманивали деньги у людей где придется и как придется: торговали амулетами и лекарствами, предсказывали судьбу, прикидывались больными, увечными, бежавшими из плена и т. п. У них был в ходу свой воровской жаргон.

Таким нищим был несомненно и главный герой макам аль-Харири Абу Зейд ас-Серуджи. О прямой связи своего героя с «детьми Сасана» аль-Харири говорит в макамах Сурской и Сасанской. Да и все проделки героя в большинстве остальных макам подтверждают его принадлежность к этой своеобразной корпорации. Абу Зейд, как и прочие «дети Сасана», находится в оппозиции по отношению к обществу имущих: он обманывает и обирает прежде всего богатых купцов, судей, правителей. И порой не только обманывает, но и открыто обличает их жестокость, несправедливость, сластолюбие, как, например, в Рейской, Мервской или Рахбийской макамах, заступается за обиженных. Когда правитель Мераги, восхищенный умом и мастерством, с каким Абу Зейд владеет словом, предлагает старику поступить к нему на службу, тот решительно отвергает это предложение, предпочитая оставаться свободным. Он понимает, что его поведение далеко не безукоризненно, однако считает, что должен приспосабливаться ко времени:

Наш мир, человеку слывущий отцом,

       Нередко прикинется жалким глупцом:

Незрячим рядясь, беззаконья творит —

       Так сыну грешно ль притворяться слепцом?

Макамы — яркий пример книжной средневековой литературы, имеющей ряд специфических особенностей. Прежде всего бросается в глаза «украшенный» стиль: обилие метафор, параллелизмов, сравнений, гипербол, богатая синонимика, намеки и иносказания, включение пословиц и афоризмов, игра слов, основанная не только на семантике, но и на аллитерациях и ассонансах. Особенно богата всеми этими выразительными средствами речь главного героя. Характерно, что в некоторых макамах Абу Зейд даже и не устраивает никаких плутовских проделок, а просто демонстрирует свои знания, красноречие и остроумие, восхищая присутствующих, как, например, в Хульванской макаме, когда он побеждает всех в споре о поэзии, или в Насибинской, где он заказывает обед для гостей.

Речь, которую произносит Абу Зейд в прозе или в стихах, независимо от ее содержания, — всегда кульминационный момент макамы. Он увлекает слушателей не только фейерверком пословиц, солью двусмысленных оборотов, мудростью крылатых слов, но и тем, что в его речах всегда веселая болтовня перемежается с серьезными размышлениями о жизни. Игра слов не бывает у аль-Харири самоцелью, чем грешат зачастую его эпигоны. Сознавая, очевидно, опасность подобного обессмысливания украшенного стиля, аль-Харири как бы предупреждает об этом, высмеивая в Алеппской макаме глупого учителя, по приказу которого ученики сочиняют стихи, --">