Роман Алимов - Монах и ведьма

содержимое в клочья, по всей поляне. Дополз до дерева и цепляясь за ветки почти забрался на одну из них, но ощутил сильный толчок, а затем его грубо дернули сзади и жестко поволокли, прямо по влажной траве поляны. Лицо и руки бились об коренья деревьев, цеплялись за сухие ветки и камни, пока тот, кто тащил его не остановился у высокого дерева. Невероятная сила подняла его как легкое перышко за ноги, что-то черное все мелькало за пеленой грязи в глазах. Фома ощутил, как болтается на мощном суку, вниз головой. Паника, страх и острая боль в ногах накатила одновременно, всего минуту назад, лежал он и спокойно размышлял у стога, а сейчас болтался на суку, словно попал в руки к разбойникам.

– Вы кто? Чего надо, у меня ни денег, ни добра! Монах я, монах, слы-ы-ышите, отпустите?! – вопил Фома.

Резкий и противный запах ударил в нос, по глазам провели словно шерстью жесткой кисти, оттряхивая облепленную грязь, что отваливалась кусками.

Болтаясь из стороны в сторону, монах приоткрыл глаза и развернув голову, обнаружил прямо перед собой ужасное существо, размером с корову, что поставили на задние лапы, с загнувшимся толстенным хвостом, которым невиданное существо стряхивало с лица Фомы остатки грязи.

Грубый голос насмешливо произнес:

– Ну что? Такой же черный, как и я? Давай дружить! – лохматое существо хлестко шлепнуло Фому по ноге хвостом, от чего он затрясся и завопил снова.

– Ты кто такой? Поставь меня на землю, я монах, меня нельзя!

– Монах он, ха-ха! Монахи сидят да молятся, а не в стогах дрыхнут. Брат ты мой черный, ты вот в Петров двор ходишь, да Фроську мучишь. Прекрати, а то хуже сделаю! Считай нашу встречу предупреждением. Ефросинья моя! Нечего возле гроба ее бормотать, всю жизнь нам служила, а тут ты приперся да отнять ее задумал, смотри мне! Сейчас же топай в свой монастырь, да сиди невылазно, а то покажу!

Фома протер глаза и рассмотрел существо. Морда его больше походила на свиную, но что-то шевелилось в ней эдакое, человеческое. На месте ушей торчали рога, вместо пальцев согнутые острые когти, а под крючковатым хвостом виднелись копыта. Существо воняло хуже помойной ямы, но слова произносило с хорошо поставленным произношением, что делало его еще ужаснее.

Монах почувствовал, что рогатая тварь отвязывает веревку на суку и через мгновение полетел вниз, больно ударившись носом о камень. Лежал и не шевелился от страха, а мохнатое копыто придавило его щеку плотно к земле:

– Смотри отец! С нами шутки плохи, лучше прекрати, Фроська моя!

Монах закрыл глаза и стал молиться, внезапно копыто испарилось. Поднял голову, потер вдавленную щеку.

В кустах послышалось:

– Ефросинья моя! Моя-я-я!

Сердце вылетало из груди, тело тряслось. Открыл глаза и вздохнул, обернувшись от удивления, обнаружил, что сидит снова под стогом сена в центре поляны, на ветвях поют птицы, на земле лежит нетронутая сумка.

– Неужели приснилось? – почесал голову и встал.

– Ой-ой, какой ужас бывает во сне, такого не придумать, пойду-ка лучше дальше.

Сделав шаг, ощутил пронзительную боль в ногах. Задрал подрясник и штаны и обнаружил крупные синяки, в том самом месте, где приснился удар кабана.

– Хм, бесовщина какая-то, надо будет потом духовнику рассказать, может, посоветует, что, – и спешно отправился в монастырь.

 Добрался вскоре в келью, положил книги на просушку и отправился, прихрамывая на вечернюю службу. Братья, с кем здоровался Фома, странно на него косились, а некоторые даже хихикали вслед.

Навстречу шел отец Никодим:

– Так! И где же ты, отец, шляешься второй день? А это еще что у тебя такое? – глядя пристально на щеки монаха, – угу, понятно все. Давай-ка друг назад, в келью, а потом разбираться будем, что ты такое вытворяешь!

– Не пойму. Сами меня отправили на исповедь и молитву к умирающей, а теперь ругать. Как скажешь отец, пойду назад, – ответил Фома.

– Ты сходи на себя глянь, молитвенник ты наш! – ухмыльнулся отец Никодим.

Дошел до кельи, присмотрелся в отражение в бочке с дождевой водой, что стояла у входа.

– Ба! Да это же женские губы, засос на щеке! Какой стыд, и это я так уже второй день хожу. Вот ведь негодная ведьма!

 Крепкий поцелуй озерной девицы убрать не получилось, поэтому из кельи до утра не выходил, лишь как солнце взошло, нагрянул к нему наместник с отцом Никодимом. Наложили на него дополнительные послушания и велели завершить, что начал в Петровом дворе. Делать нечего, хоть и страшно, а пришлось выполнять --">