Дэвид Лодж - Разные жизни Грэма Грина

Нормана Шерри, он подружился с Леопольдо Дураном, испанским священником и университетским преподавателем, специалистом по английской литературе, который посвятил свою докторскую диссертацию религиозным подтекстам в романах Грэма Грина. Писатель подвигнул Дурана на запись их бесед во время совместных поездок по Испании, явно надеясь превратить его в своего Босуэлла {{Джеймс Босуэлл (1740—1795) — английский писатель-мемуарист, прославился книгой «Жизнь Сэмюэла Джонсона» — жизнеописанием известнейшего критика, лексикографа, романиста и эссеиста.}}, чьи восторженные свидетельства станут противовесом «объективной» биографии Нормана Шерри.

Леопольдо Дуран вспоминает, что Грин всегда мрачнел при упоминании о книге, над которой трудился Шерри, и советовал ему избегать «самозваного биографа по имени Моклер». Когда в 1989 году Энтони Моклер стал печатать главы своей биографии Грина, намереваясь тем самым обскакать Нормана Шерри, герой обеих книг прекратил незаконную публикацию с помощью судебного преследования. В апреле 1991-го, через три года после смерти Грина, Моклер выпустил в свет новую редакцию приостановленного писателем исследования, и одновременно Майкл Шелден, американский ученый, автор книг о С. Коннолли {{Сирил Коннолли (1903—1974) — английский писатель.}} и Дж. Оруэлле, опубликовал одну из самых разоблачительных литературных биографий нашего времени, переполненную такими подробностями, о которых действительно не принято говорить вслух.

На фоне всего этого копания в грязном белье покойного писателя рассказанное Шерри представляется нам весьма достоверным отчетом о противоречивом жизненном пути Грина. Как-то раз, провожая Шерри на вокзал после одного из интервью, Грин поделился с ним слухом о том, что его жена Вивьен намеревается писать книгу о проведенных в супружестве годах:

Грин сказал мне об этом и, изобразив на лице полное отчаяние, тонким голоском пропел песенку из старой оперетки: «Брось на гроб старикана землицы, хватай перо и валяй пиши». Голос его прозвучал столь печально, что я застыл от смущения, почувствовав себя невольным свидетелем его страдания.

По выходе в 1989 году, еще при жизни Грина, первого тома написанной Шерри биографии (1904—1939 гг.) писатель и сам, должно быть, пытался понять, подпортила или же укрепила его репутацию эта санкционированная им книга и сотрудничество с ее автором. Прежде всего она запомнилась двумя, отнюдь не лестными для ее героя, особенностями. Во-первых, в ней вскрывалась причина его одержимости идеей измены и предательства. Разумеется, Грин и сам писал о том, что впервые познал их в Беркампстедской школе, где его нередко задирали однокашники и где он пережил немало унижений и страхов, причем страдания его усугублялись тем, что в извечной войне между учителями и учениками, столь характерной для подобных заведений — а директором школы служил его отец, — он становился то на одну, то на другую сторону. Однако Шерри, с его неутомимым упорством и изощренной въедливостью, удалось докопаться до все объясняющего факта: нарушив неписаный кодекс чести, Грин как-то раз выдал своего мучителя, мальчишку по имени Картер, которого незамедлительно исключили из школы. Подобного рода предательство, всплывшее на поверхность в первом же написанном им романе «Человек внутри» (1928), будет тревожить творческое воображение писателя всю последующую жизнь.

Другая запоминающаяся черта — это тщательно документированный (со ссылками на дневники и переписку) рассказ о необычайно яркой эмоциональной и сексуальной жизни Грэма Грина, особенно в пору его ухаживания за Вивьен Дейрелл-Браунинг и женитьбы на ней. Эта же история — в более сжатой форме, но с новыми подробностями — приводится и в книгах Шелдена и Моклера.

Еще будучи студентом Оксфорда, Грин стал редактором журнала «Оксфорд аутлук» и в февральском выпуске за 1925 год поместил статью о сексе, религии и кинематографе, которая имела для него весьма серьезные и неприятные последствия. Начиналась она словами: «В большинстве своем мы непомерно сластолюбивы. Мы мечемся между церковью, где поклоняемся Деве Марии, и публичным домом с продажными девками; мы скалим зубы над сальными стишками и анекдотами. Подобное извращение полового инстинкта оказывает тлетворное влияние на все искусство в целом и в особенности на кинематограф и театральную сцену». Само собой разумеется, Грин был выпестован англиканской церковью, --">