Юлий Исаевич Айхенвальд - Кольцов

особью – для этого надо самому быть духовно близким и миру, и человечеству; именно это и характеризует Кольцова, именно это и составляет его отличительную черту: он весь озарен природой, очарован степью и в то же время исполнен поклонения человеку:

Все творенья в Божьем мире

Так прекрасны, хороши!

Но прекрасней человека

Ничего нет на земле!

……………………………

И своей он красотою

Все на свете помрачит.

И вот, дремучий лес похож у него на Пушкина, Бова-силач похож у него на дремучий лес, – в поэтическом синтезе объединены природа и человек.

Как это и подобает поэту земли, поэту первозданного, все для Кольцова живет и дышит – молния, туча, огонь: «нахмурил брови белый день». Он идет в лес, и тот, дремучий, зашатается, страшным голосом завоет, чтобы злой боярин не послал погони за молодцем и его похищенной душой-девицей. И какие стихи, полные жизни и движения, силы и сжатости, об этом повествуют!

Я из поля в лес дремучий —

Леший по лесу шумит;

Про любовь свою к русалке

С быстрой речкой говорит.

Крикну лесу, топну в берег —

Леший за горы уйдет, —

С тихим трепетом русалка —

В берегах своих уснет.

Все это для него не красивые фразы: он действительно слышит речь реки, шум лешего, он искренне все олицетворяет. Но и олицетворения его тоже имеют крестьянский характер, – иначе сказать, сама природа у него еще проще, чем ее обыкновенно воображают себе, и она вся – деревенская. Оттого и зима в теплой шубе идет, осень на двор через прясло глядит. Природа – крестьянка.

Покорный данник природной мощи, послушный миру, человек вообще, и пахарь в особенности, не может не быть поэтом. Он не в силах противиться обаянию нивы, потому что видит ее красу и понимает ее величие, которого и сам посильно составляет нераздельную живую часть. Пахарь и поэт, Кольцов так ласков к ниве, к сивке, к бороне и сохе, и он употребляет для них уменьшительные, ласкательные имена: он говорит о пашенке, о зернышке. И нива для него не только прекрасна, одетая в свое родное, собственное, некупленное золото, но и свята. Он чувствует мистику нивы.

Пашенку мы рано

С сивкою распашем,

Зернышку сготовим

Колыбель святую.

Его вспоит, вскормит

Мать-земля сырая;

Выйдет в поле травка —

Ну! тащися, сивка!

Выйдет в поле травка —

Вырастет и колос,

Станет спеть, рядиться

В золотые ткани.

Святыня хлеба составляет центральный момент кольцовской поэзии. Муза Кольцова – это жница, с серпом в руке, вся окруженная колосьями, сияющая в их дорогой ткани, счастливая тем счастьем, какое она дает людям-пахарям. Муза Кольцова – это Церера нашей литературы, но только не в своей языческой красоте, а в ореоле крестьянства и христианства. Питание мира – хлеб достоин сделаться предметом религии. О небе говорит земля, если бросаешь в нее горсти семян. Молитва хлебу естественна для Кольцова, и еще больше молится он Тому, кто хлеб посылает. Жарка его свеча, свеча поселянина, пред иконой Божьей Матери. Вся его жизнь стала религиозной именно из-за нивы:

С тихою молитвой

Я вспашу, посею:

Уроди мне, Боже,

Хлеб – мое богатство!

Он испытывает горячую благодарность к Творцу, к Богу-Хлебодару, за эти светлые волны желтеющего хлеба. Они – главное и лучшее, что есть на свете, и самый свет ради них, собственно, и существует. Кольцова не удовлетворяет даже антропоцентризм, как таковой: в средоточии мира стоит для него не человек вообще, а именно пахарь, и пахарь нужен природе больше, чем кто-либо. Все на земле и в небесах приурочено к урожаю. Солнышко только тогда успокоенно холодней пошло к осени, когда увидело, что жатва кончена. И пусть знает пахарь, что Бог уродит, а Микола подсобит. Кольцов не испуган и не подавлен миром: поэт косы и колосьев, он радуется поприщу Божьего дела, неистощимой житнице зерна. Ему, поэту, природа близка и священна, ему солнце дорого, он благоговеет пред землею и любит ее материнскую неиссякаемую грудь, ее чрево, из которого рождается живое золото колосьев. Именно оно образует связь между мирозданием и людьми: от мира человек получает свой хлеб, и оттого мир питающий, добрый кормилец пашущего человечества, несмотря на свою необъятность, является другом земледельца. И не может быть далек от людей и от земли Бог, коль скоро Он отечески посылает дождь и ведро, для того чтобы уродился хлеб.

И все в поэзии Кольцова, в поэме хлеба, вращается вокруг последнего; ей отрадна музыка --">