Иван Сергеевич Аксаков - По поводу одного духовного концерта

Конечно, ни Джон Стюарт Милль, ни Спенсер, ни Бокль, которым даже наши интеллигенты и либералы не откажут в уме и либерализме, никогда не дозволили себе оскорблять чувство своего народа явным пренебрежением к чтимому народом обычаю. От членов королевской фамилии до последнего поденщика, все соблюдают этот обычай, все ему подчиняются, без всякого нарушения своему достоинству, как бы это порою стеснительно ни было. Напротив, тем-то и крепка Англия, что не стыдится своих преданий и исторических обыкновений, не бросает их зря, опрометью, по первому зову – не страны, а каких-нибудь борзописцев с либеральной кокардой!.. Когда герцог Эдинбургский приезжал в Россию, чтоб сочетаться браком с дочерью русского Государя, он, не щеголяя ни святошеством, ни набожностью, а просто в качестве англичанина, отказался участвовать в придворном блистательном празднестве, приходившемся в воскресенье, и провел этот день у себя дома. Ни он не постыдился верности народному благочестивому «предрассудку», ни другим, конечно, и в голову не пришло посмеяться над такою, казалось бы, странною щепетильностью; напротив, все отнеслись к ней с почтением: «Ему это можно, он имеет право быть тем, чем он есть, он на то англичанин!..» А вот из наших русских, путешествующих за границей, да и дома пребывающих, принадлежащих к категории образованных, конечно – из десяти девять – зардеются, как маков цвет, при одном намеке на какую-либо приверженность к родному набожному обычаю и отрекутся трижды от солидарности «с религиозным варварством» родного народа! В то время как в некоторых просвещенных странах Европы люди судебного сословия до сих пор надевают на себя, без малейшего смущения, свой средневековый костюм, – у нас даже священники, из «либералов», забывая высокомерно и бессмысленно о народе, требуют для себя в печати избавления от рясы, конфузящей их в присутствии светского общества… Так, в Англии особенно должны мы поучиться этому сочетанию истинного просвещения с уважением к общенародным обычаям, к преданиям старины, к самобытности и своеобразию органического народного развития, – сочетанию истинной свободы с свободным подчинением требованию и завету нравственного народного чувства. Увы! Иначе у тех, про кого сказаны эти стихи поэта:

Напрасный труд! Нет, их не вразумишь,

Чем либеральней, тем они пошлее;

Цивилизация для них фетиш,

И ненавистна им ее идея.

Как перед ней ни гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Европы:

В ее глазах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы!..

Да, душевное холопство, душевная подлость – вот характеристические черты русской цивилизации! Переход от народного непосредственного бытия на чреду «образованности» приобретается у нас большею частью ценою нравственного падения. История семейства графов Разумовских представляет нам наглядный образец этого перерождения человеческих видов, в течение одного века, от умного пастуха до пустоголовейшего вельможи, отрекающегося от отечества, от родной веры и оканчивающего свой век за границей в бездействии и разврате. То же самое видим мы почти ежедневно, встречая благочестивого, умного мужика, твердого духом и волею, сумевшего разбогатеть, пожелавшего дать детям господское образование, и рядом с ним, с этим крепким как кремень мужиком: его сынка, с пенсне, уже истощенного жизнью и усвоившего или, вернее, купившего себе за дорогие деньги самоновейший товар, «последнее слово науки». Иначе сказать: обученного различным научным гипотезам ученых Европы, которые некоторые наши холопы просвещения продают за несомненные, установившиеся аксиомы!.. Множеством примеров могли бы мы подтвердить и иллюстрировать наши слова, но прибережем их до другого раза, а теперь спросим только о том: можно ли ожидать правильного, плодотворного развития страны, где массы народа угнетены ее интеллигенциею духовно? Где нет выхода в высшую область духа для того, что лежит в самой основе народного непосредственного бытия? Где духовный и нравственный запрос народа должен смолкать и уходить в сокровенную глубь души, не смея высказаться и обнаружиться пред лицом образованных своих классов, которым судьбы его вверены? Где идеалы народа, бытовые и гражданские, где его святыня, все чем осмысляется для него земная и земская жизнь – не чтутся, а презираются, и презираются кем? Не столько официальною, часто бессильною властью, сколько властью более --">